рукой.
Он даже не успел почувствовать боли – только запах мовиля и плавящегося на солнце асфальта:
– Лежать!.. Быстро давай, быстренько.
Виноградов сообразил, что последняя часть реплики адресована не ему. Что-то где-то звякнуло тоненько, металлом о стекло:
– Спокойно, не дрыгаемся…
Укол получился совсем незаметный, квалифицированный – тяжелый, реактивный гул заполнил неожиданно отяжелевшую голову, и майор милиции Владимир Александрович Виноградов перестал реагировать на внешние раздражители.
Глава четвертая
А который бы человек князь, или боярин,
или кто-нибудь сам, или сына, или брата
своего послал для какого-нибудь дела в
иное государство без ведомости, не бив
челом государю, и такому бы человеку за
такое дело поставлено было в измену, и
вотчины, и поместья, и животы взяты б
были на царя ж…
За неимением пионерского горна утреннюю тишину разорвала сирена тревоги. Несколько секунд после этого паузу заполняла неустойчивая тишина – а затем в барабанные перепонки ударила мешанина из команд по-английски и русского мата.
– Чтоб ты сдох! – пожелал Виноградов и перевернулся на другой бок. Его лично подъем не касался, можно было еще поспать. Но какой уж тут сон после подобного звукового беспредела?
– Убью я его, гада, – подал голос с соседней койки инструктор по кличке Освальд. – Обязательно убью… Вот прямо на сегодняшних стрельбах – и шлепну!
По-настоящему Освальда звали Сергей, и в лагере он отвечал за огневую подготовку.
– Врешь опять, – с тоской ответил Владимир Александрович. Здесь ему с легкой руки незабвенной Виктории присвоили прозвище Майор Пронин. – Опять не сделаешь…
– Да, скорее всего, – подумав, согласился Освальд. – Но хоть помечтать-то…
Снаружи, за стеной «офицерского» барака уже топотали на зарядку те, кому положено.
Валяться и далйше под одеялом не имело никакого смысла.
Слегка приоткрыв один глаз, Виноградов разглядывал краешек неба, просвечивающий в уголок между шторами. Еще только начинало светать…
Рядом зашевелились, скрипя пружинным матрасом, – это сосед решил все-таки встать и искал теперь завалившуюся под кровать футболку. Торс у него был тренированный, загорелый, с двумя пулевыми шрамами на плече и под сердцем.
Излишнее любопытство здесь не приветствовалось, но Виноградов знал, что Освальд когда-то взял «бронзу» на чемпионате Европы по биатлону, закончил Военный институт физкультуры, служил инструктором в каком-то из подмосковных спецназов. Потом по блату попал в охрану нашего посольства за океаном и вскоре благополучно дезертировал. Сначала им заинтересовалось ЦРУ, а потом забросило – и бывший старший лейтенант оказался не у дел, совершенно свободный, но с мизерным пособием.
В Колумбии Освальд связался с «плохими ребятами». Заработал кучу денег, но как-то осенью попал под войсковую операцию по борьбе с наркомафией: очередь с вертолета, больница, три года тюрьмы…
Что-что – а стрелять он умел. И любил.
– Пойдем пожрем, что ли?
– Пошли! – Виноградов, покряхтывая, вылез из-под одеяла и потянулся. Дожидаясь, пока сосед покончит с утренней гигиеной, сделал несколько разминочных упражнений – после вчерашней тренировки, на которую сдуру поперся Владимир Александрович, тело ныло и при неудачных поворотах головы реагировало болезненно.
Комната, выделенная на двоих, роскошью не отличалась. Больше всего она походила на теплоходную каюту не очень высокого класса: пара узких армейских коек, стандартные тумбочки, общий столик с обшарпанной лампой – и минимум свободного пространства. Имелись еще, разумеется, совмещенный санузел с душем и встроенный в стену одежный шкаф. Немецкий кондиционер под потолком, телефон внутренней связи, принудительная трансляция…
Некоторую индивидуальность помещению придавали портрет Че Гевары над постелью Освальда и ему же принадлежащая магнитола с набором кассет. В основном тут был блатняк – Шуфутинский, Новиков, Вилли Токарев. Каким-то образом в эту компанию затесался Валерий Меладзе, чуть ли не последний альбом.
Сам Виноградов, по причине недолгого своего здесь пребывания, никакого вклада в художественное оформление «общего дома» не внес.
– Прошу! – Сосед протиснулся мимо Владимира Александровича к окну. Освальд успел побриться и теперь благоухал чем-то французским. Майор привычно позавидовал – дома, в Питере, он привык по утрам пользоваться электрическим «Филипсом», а здесь выдали какой-то дешевый станок с лезвиями и гигиенический карандаш-дезодорант. Все это явно было армейского происхождения и противно воняло.
Зато – бесплатно…
