собирательному образу тех, кто встречал Виноградова на набережной города-порта Хельсинки.
Господин Уго Тоом был мужчина крупный, высокий и бледный от нездорового образа жизни. Шляпа и кожаный плащ делали его похожим на гениального сыщика из послевоенных дешевых комиксов.
Рядом с коллегой стоял до смешного похожий на него представитель финской контрразведки — такой же массивный, тяжелый и широкоплечий. Во всей позе этого человека читалась непоколебимая уверенность в собственной правоте и основанном на ней праве принимать решения.
Замерший с подобающим выражением на лице третий «тополь» не достиг еще начальственного возраста и габаритов — он даже стоял несколько позади и в сторонке.
Адвокат приветственно поднял руку и чуть было не поскользнулся на металлическом трапе:
— Перк-коле!
Он мог чертыхнуться и по-русски, но язык Владимира Александровича сам собой выплюнул под ноги именно местное неприличное ругательство.
С погодой опять не везло — столица Финляндии от соборного купола до последнего камушка мостовых вымокла и продрогла на осеннем ветру.
— Здравствуйте! — Это было второе слово адвоката после выхода с судна и выполнения нехитрых таможенно-пограничных формальностей.
— Здравствуйте, — на правах старого знакомого, протянул руку Уго Тоом и представил коллегу:
— Знакомьтесь — это господин Пека Паасонен!
— Очень приятно! — ответил на очередное рукопожатие адвокат. Поинтересовался, глядя в обманчиво-сонные глаза стоящего напротив человека и заранее зная ответ:
— Мы раньше не встречались?
Уго Тоом спросил то же самое по-фински, и господин Паасонен моментально сделал со своим лицом нечто, отдаленно похожее на улыбку. Кивнул и заговорил, оставляя необходимые паузы для перевода.
— Он очень рад, что судьба опять привела вас в Хельсинки. К сожалению, по воды для встреч далеко не всегда бывают радостными… Особенно когда речь идет о работе, которой мы все занимаемся.
— Знает ли господин Паасонен, что я больше не служу в российской полиции?
— Да, он проинформирован. И очень сожалеет, если увольнение было каким-то образом связано с той историей.
Виноградов хмыкнул:
— Переведите, что нет худа без добра — это у нас такая поговорка… Или пословица? Я всегда путаю.
Ему захотелось еще кое-что добавить, но он сдержался — не время, да и не место.
— Все в порядке!
— Можем ехать уже?
— Да, разумеется. Почему бы нет?
Неразговорчивый охранник господина Паасонена расчистил взглядом пространство до выхода к автомобильной стоянке, и все четверо двинулись к поджидающей их полицейской машине…
Виноградову уже как-то пришлось пить кофе в этом непритязательном здании на Фредрикинкату.
— Теперь направо!
— Спасибо. Я помню.
Даже кабинет на втором этаже оказался тот же: большое окно, стены из светлого пластика, полки с папками и справочниками.
Недорогая мебель. Компьютер. Мясистый цветок в старомодной кадушке…
И опять при беседе Владимира Александровича с господином Паасоненом присутствовал некто третий — только на этот раз вместо переводчика в углу расположился представитель эстонской спецслужбы.
Собственно, именно после той давней встречи жизнь и карьера капитана Виноградова стали похожи на перехваченный неожиданным утренним гололедом автомобиль. Его то швыряло к обочине жизненной трассы, то выносило на встречную полосу, то, развернув поперек движения, волокло вообще неизвестно куда — в темноту. Скорость давно уже была значительно выше допустимой. Впрочем, пока все ограничивалось ушибами, мелкими вмятинами и яростным скрипом покрышек — но мастерство или особое хладнокровие водителя были тут вовсе ни при чем. Владимир Александрович понимал, что избегать столкновения или смертельного заноса в кювет ему удается только чудом.
Конечно, все началось значительно раньше, а не в тот день, когда на глазах милицейского капитана Виноградова пристрелили продажного журналиста Осю Гутмана. К тому времени за плечами Владимира Александровича был уже десятилетний опыт агентурно-оперативной работы, «горячие точки» ближнего зарубежья, первые заработки «на стороне» и главное — граничащая с уверенностью, оплаченная своей и чужой кровью, догадка о том, что за спинами оперов и бандитов «большие фуражки» давно уже снюхались с лидерами преступного мира.
Журналист Гутман, по мнению знавших его людей, был человеком убогим и не то, чтобы продажным, но — общедоступным, как шариковая ручка за стойкой сберкассы. Его использовали все, кому не лень, не церемонясь и не расстраиваясь особо, если кончалась паста.
Поэтому, когда прямо посреди Хельсинки на глазах Владимира Александровича, его семьи и десятков других разноязыких гостей финской столицы неизвестные продырявили Гутману лысый череп, никто не расстроился. А Виноградов даже из чувства профессиональной солидарности и личной неприязни к покойнику поделился с господином Паасоненом и его коллегами-полицейскими кое-какой информацией, выходящей за рамки свидетельских показаний.
И началось… Смерть журналиста как будто сорвала тогда крышку с огромного чана, наполненного кипящим дерьмом. Наружу полезли: бандитские кровавые разборки, коррупция, половые меньшинства, интересы спецслужб, нелегальная эмиграция в Северную Европу и еще кое-что, о чем нынешний адвокат до сих пор вспоминает с позывами тошноты.
Виноградов бежал за границу и некоторое время читал в Скандинавском университете лекции о российской организованной преступности. Вернулся, когда стало можно. Поработал на ниве частного сыска и экономического контршпионажа, потом восстановился в органах.
Древние римляне утверждали, что нельзя в одну и ту же реку войти дважды… Вот и ставший уже майором Владимир Александрович достаточно скоро вновь соскочил с кратчайшей прямой, ведущей к заслуженной милицейской пенсии. Хотя должности в «Криминальном обозрении ГУВД» и пресс-службе Главка с самого начала были всего лишь прикрытием для совершенно другой, специфической, деятельности Виноградова, общая упряжка оказалась ему тесна,
В прошлом году Владимир Александрович заочно закончил трехлетнее обучение на юрфаке и в конце концов осчастливил собой Городскую коллегию адвокатов.
Теперь круг замкнулся: снова столица Финляндии, улица Фредрикинкату, запах кофе в дешевых больших керамических кружках.
— Господин Паасонен хотел бы спросить…
Уго Тоом взял из рук коллеги обрезок ленты факсимильного аппарата:
— Я переведу! Вот… Россия объявила через национальное бюро Интерпола розыск на некоего Нечаева Дениса Валерьевича. Тут есть приметы, полные установочные данные… Написано, что он ранее работая в криминальной полиции, осведомлен о формах и методах оперативной деятельности. Может быть вооружен и при задержании намерен оказывать сопротивление.
— Хм-м… — Виноградов постарался не встретиться глазами ни с кем из собеседников. Он просто не знал, какая внешняя реакция будет сейчас уместной.
— Вы меня поняли? — со странной интонацией уточнил господин Тоом.
— Да, конечно. А что он натворил?
— Написано — ряд тяжких преступлений… Вы не знаете, где сейчас может находиться этот человек?
Виноградов хотел было сказать, что об этом Паасонену лучше бы спросить господина Тоома — судя по письму Дениса, эстонец видел его последним и даже снабдил деньгами. Но перехватив взгляд сидящего напротив полицейского, решил не выкладывать козыри. Хотя бы до тех пор, пока не разберется в правилах игры и составах команд.
— Не знаю. Но вряд ли господин Нечаев предпримет попытку прорваться силой или же нелегально
