Наконец, отважившись, я открыл дверь и вышел на балкон.
Лида повернулась ко мне.
— Потянуло на воздух? — мягко спросила она.
— Я сегодня еще не выходил на улицу.
— Отдохнули?
— Да, пятнадцатичасового сна оказалось вполне достаточно.
Она ничего не сказала. Я тоже молчал, не зная, о чем дальше говорить.
— А знаете, — вдруг отозвалась Лида, — я думала о вас.
Я удивился.
— Вы?
— Да, я. Когда вас не было, мне иногда хотелось написать вам длинное письмо… но отвечала я вам не очень приветливо.
Она улыбнулась, ожидая моего ответа.
— Мы с вами давно не виделись, — сказал я. — Когда мы встретились в последний раз, вы ушли в таком отчаянном настроении… Думая о вас, я не мог не волноваться.
— В отчаянном? Нет… Тогда мне все было ясно.
«Было ясно, — подумал я. — А сейчас, значит, снова неясно?»
— Вы тогда дали мне поручение, — напомнил я.
— Вы выполнили его? — живо спросила она.
— Первого января я передал ваше письмо. Разве вы не знаете?
— Разумеется, я была уверена, что вы его передали. Но все же…
Она не договорила и снова откинулась на спинку кресла. Меня удивил ее вопрос, особенно последние слова. Ярослав не ответил ей?
— Расскажите мне, как вы жили все это время, что делали, — попросил я.
— Что же вам рассказать? Ничего особенного не случилось.
— Простите, но это трафаретный и почти всегда неправильный ответ.
— Принесите на балкон стул, сядьте и слушайте… И захватите, пожалуйста, мой жакет. Становится холодновато.
Выполнив поручение, я сел возле нее.
— Весь последний год я работаю над новым сплавом, — накинув на плечи жакет, сказала Лида. — Он будет легче алюминия, но прочностью не уступит лучшей стали. Саклатвала мне давно уже предложил эту работу, и под его руководством я добилась первых успехов. Такой металл, собственно, уже найден. Много о нем я вам рассказывать не буду. Ведь вы в физике и химии смыслите, должно быть, мало?
— И вы так разговариваете с бывшим сотрудником научно-популярного журнала! — попытался я пошутить.
— Оставьте, я читала ваши очерки. Вы здорово выдумываете, и, может быть, из вас был бы толк, если бы вы по-настоящему изучали такие вещи, как физика, химия и математика.
— Вы сейчас разговариваете точнехонько, как Нина Владимировна.
— По-видимому, она похожа на меня, если понравилась моему брату. Об этом свидетельствует и то, что мы не испытываем друг к другу особой симпатии. Это, говорят, случается у людей со сходными характерами.
— Чтобы вы особенно были похожи друг на друга, не скажу… Ну, и что же с вашим новым металлом? — перевел я разговор на прежнюю тему.
— Дело идет к тому, чтобы перенести исследования из лаборатории на завод и возможно скорее перейти к массовому производству. Сейчас над этим работает целый коллектив, и нужно признаться, я в нем уже не первая скрипка. Но это неважно… Я рада, что начать опыты довелось мне. Обидно, что не позволяют мне сейчас много работать… Да я и сама понимаю: так, как раньше, я работать не смогу… Мне становится все хуже и хуже.
— Вы лечитесь, придерживаетесь режима, ездите на курорт?
— А! — махнула она рукой. — Для меня составлен специальный режим. Иногда мне становится легче, но через некоторое время я снова чувствую ухудшение.
— Простите… вы уже вышли замуж?
— Нет, — тихо ответила она.
— Доктор Барабаш теперь в Иркутске?
— Нет, в Москве. Он проводит научную работу в эндокринологическом институте. Но скоро Юрий, вероятно, приедет сюда.
Она помолчала.
— Я думаю, что он очень хороший человек, — сказал я. — Где вы будете жить после замужества?
— Вы неприлично любопытны, — сказала Лида, и в тоне, каким это было сказано, чувствовалось, что мой вопрос ее рассердил.
С Ангары тянуло холодным ветерком. Чуть долетал шум улицы. Из ресторана слышна была музыка.
О чем думала Лида, я не знал, но понял, почему она рассердилась на меня. Снова во мне возникло подозрение, что, оставаясь сама с собой, она не может избавиться от мыслей о Ярославе. Он не ответил на ее письмо. После нашего разговора ночью на бульваре я надеялся, что он напишет ей. Но, возможно, он считал, что молчание — самый лучший способ порвать все отношения с девушкой, которую он любил, и отрезать себе путь к ней в будущем. Что бы Лида сказала, если бы узнала о моем разговоре с Ярославом?
Вдруг Лида спросила:
— Скажите, Ярослав при вас читал мое письмо?
— Нет. А что?
— Ничего… Я не понимаю, почему он не ответил.
— Но мне пришлось вскоре после этого видеть его, — поспешил я сказать. — Он был очень взволнован… Неужели вы с ним больше не встречались?
— Зачем? Я не хотела встречи. И он, кажется, тоже…
— За то время, что я странствовал, Ярослав Васильевич, по-видимому, составил себе здесь репутацию оригинала, — после короткой паузы заметил я.
— Оригинала?
— Вы ведь сами слышали, что о нем говорят как о чудаке.
Она порывисто повернулась ко мне и схватила меня за руку:
— А вы больше ничего о нем не слышали? Худшего, чем то, что он оригинал.
— Худшего? Нет. Вы что-нибудь знаете?
— Это страшно. — Я чувствовал, как дрожит ее рука. — Но… Вы знаете, некоторые обвиняют его даже во… вредительстве.
— В чем?
— Во вредительстве.
— Но какие основания для этого и кто выступает с такими обвинениями?
— Говорят, что академик Саклатвала целиком под влиянием Макаренко. Макаренко же, как главный инспектор туннельных работ, вмешивался буквально во все дела и добился того, что строят по его проекту. Его обвиняют в том, что он почти вдвое увеличил стоимость строительства и вообще натворил много бессмысленных вещей. Никто не хочет верить, что он делал это несознательно. Его считают талантливым инженером.
— Но все-таки, обвинение во вредительстве…
— Я не верю, я не хочу верить! — страстно воскликнула девушка. — Но есть люди, которые уверяют, что будто бы видели этого оригинала в московских ресторанах в подозрительной компании.
— Это ложь! Я не могу поверить.
— Слушайте! — Она больно стиснула мою руку. — Я вам признаюсь, зачем я сюда приехала. Я просила Саклатвалу, чтобы он вызвал меня сюда на работу, рассчитывая встретиться здесь с Ярославом. Я
