мои владения и не передает их тамплиерам, пока не вернусь. А там, на Востоке, я сам все выясню и нужные грамоты про гибель родителя справлю. Половина доходов, пока я отсутствую, конечно, идет на богоугодные дела, но зато и деньги на дорогу обещали выдать. Что мне оставалось делать? Принял обет. Говорят, отслужишь сорок ден у какого-нибудь местного нобиля, поклонишься Гробу Господню, получишь у Иерусалимского патриарха цедулу, что, мол, исполнил обет, заедешь в Константинополь – и возвращайся домой. Приедешь весь из себя крестоносец – тамплиеры к сеньории на арбалетный выстрел не подойдут.
– А что же владения, которые получил в Греции твой отец? – заинтересовался Жак. – Ты не собираешься их посетить? Может, они окажутся намного лучше, чем твой нынешний фьеф?
– Да как же мне туда попасть? – удивился Робер. – Где Иерусалим, а где Константинополь… Да и нельзя нарушать крестоносный обет – мигом отлучат от церкви и обдерут как липку. Мне архиепископ, когда самолично деньги из сундука с пожертвованиями на освобождение Святого града в соборе доставал, все как есть расписал, что будет, ежели я в Иерусалиме не побываю…
– А вот тут тебе сказали неправду, – покачал головой грамотный виллан, – еще Его Святейшество, Папа Иннокентий III, издал буллу, которая службу в Греции и Константинополе считает исполнением крестоносного обета. Так что ты можешь спокойно направляться туда, исполнять обет, а заодно и предъявить права на пожалованные земли.
– Выходит, что обманули меня попы? – Лицо Робера де Мерлана исказила ярость. – Ну что же, я им устрою, если вернусь! Так поплыли со мной из Корфу в Грецию, Жак! Ты, я смотрю, человек ученый, вот и поможешь мне там все дела уладить…
– Нет, благородный рыцарь, – вздохнул Жак, – в отличие от тебя я должен посетить именно Иерусалим! Ибо, несмотря на то, что я простой крестьянин, меня заставила взять крест отнюдь не мирная тяжба.
Жак было набрал в легкие воздуху, чтобы начать свой рассказ, но вдруг уставился куда-то через плечо Робера и широко раскрыл глаза. Пока рыцарь сетовал на судьбу, неф подошел к острову, обогнул покрытый деревьями мыс, и перед ними открылся залив Кассиопи.
– В-вот это да! – выдавил он восхищенно, указывая рукой куда-то вдаль.
Де Мерлан проследил за взглядом приятеля и вслед за ним, словно завороженный, замер с отвисшей челюстью.
Действительно, здесь было чему подивиться. Все водное пространство большого залива представляло собой самый настоящий лес, составленный из бесчисленных корабельных мачт. Трудно было сказать, сколько здесь точно собралось кораблей, но в том, что их здесь несколько сотен, не было ни малейших сомнений. «Акила» опустил парус и медленно, двигаясь по инерции, зашел на рейд.
Все, кто желал добраться до берегов Сирии и Леванта еще до праздника Вознесения Господня, по традиции собирались именно здесь, чтобы, организовав большие конвои, отправиться в рискованное путешествие по капризным и непредсказуемым водам Эгейского моря, опасным не только бесчисленными рифами, но и безжалостными пиратами. Каких только не было здесь кораблей!.. Длинные и узкие, словно стелющиеся над водой галеры – санданумы генуэзских корсар – стояли на якорях вперемежку с пузатыми пизанскими нефами. Многие из этих нефов были так велики, что пассажирам проплывающего мимо «Акилы», чтобы заглянуть к ним на палубу, приходилось задирать подбородки. Были здесь во множестве и корабли крестоносцев – венецианские юиссье, каждый из которых мог перевезти целую армию – пять сотен человек и двести лошадей, и грозные трапезундские дромоны с мощными таранами и двумя рядами весел, и полные грузов, предназначенных для сарацин, вместительные сицилийские тариды. Среди бесчисленных судов Робер разглядел и несколько коггов – стремительных северных кораблей, один из которых так легко обогнал их по пути в Мессину. А уж греческих, франкских и италийских шеландр, занимающихся рыбной ловлей да перевозящих грузы между бесчисленными островами архипелага, на рейде было не меньше, чем листьев в лесу.
Капитан Турстан с огромным трудом отыскал свободное место и бросил якорь неподалеку от большой военно-транспортной галеры. Судя по вымпелам с красными крестами, раздвоенными на концах на манер ласточкиного хвоста, этот корабль принадлежал ордену госпитальеров. Не желая терять времени понапрасну, Турстан приказал спустить шлюпку и, оставив за себя мэтра Понше, отправился в порт, чтобы пополнить запасы пресной воды и вместе с капитаном «Фалько» определиться, с каким конвоем они пойдут дальше, на Родос.
Как только прекратилась качка, из кладовой выбрались две черные крысы. Тамплиерский овес определенно пошел им на пользу – в движениях грызунов уже не ощущалась та голодная стремительность, с которой они прорывались на неф в Марселлосе. Черная шерсть лоснилась на упитанных боках, а ребра просматривались с большим трудом. Попискивая и недовольно шевеля носами, они покрутились, принюхиваясь к щелям в переборках, о чем-то посовещались, а затем, не теряя достоинства, припустили в отсек, где у рачительных рыцарей Храма хранилась лошадиная упряжь.
На палубе уже звучал до боли знакомый голос. Это пришедший в себя после вынужденного многодневного молчания Рыцарь Надежды сзывал паломников, приглашая занять места в прогулочной шеландре, чтобы «всего за четверть денье с человека насладиться красотами здешних мест, осмотреть недавно отстроенный венецианский форт и развалины храма Зевса. А кроме того, посетить деревенский базар, где купцы продадут по очень низким ценам местные товары, а лучшие танцовщики специально для дорогих гостей исполнят знаменитый греческий танец сиртаки».
– А не отправиться ли нам вместе с ними? – почесал в затылке Робер. – Надоел мне этот неф так, что хочется мачту мечом срубить…
– Похоже, подобные мысли появились не только у нас. – Жак толкнул приятеля локтем в бок и быстро увлек его в укрытие.
К Рыцарю Надежды, стоящему у веревочной лестницы, опущенной в шеландру, протягивая медную монету, подошел сицилиец. Судя по землистому цвету лица, он еще не пришел в себя, но тем не менее выказывал решительные намерения совершить развлекательную поездку. Перед тем как начать спуск по лестнице, он бросил внимательный взгляд на палубу и осторожно, словно проверяя сохранность, ощупал небольшой цилиндрический предмет, спрятанный под рубахой.
– Грамоту какую-то на берег везет, – процедил сквозь зубы Робер, – не иначе для своих, чтобы нас перехватили.
– Повезло же нам, сир, что ты с этим портшезом на берегу столкнулся, – прочувствованно произнес Жак, – иначе лежать бы мне на дне Сицилийского пролива еще три ночи назад…
Робер смущенно кивнул и отвернулся в сторону. Ему стыдно было признаться вновь приобретенному другу, что встреча на берегу была отнюдь не везением.
Дело в том, что еще на стоянке в Неаполе, а стало быть, за день до ночной стычки, произошло событие, которое настоятель часовни в Мерлане, преподобный отец Мишель из Горби, принимая у шевалье де Мерлана исповедь, определенно бы назвал судьбоносным.
Тогда Робер прогуливался по палубе, время от времени бросая косые взгляды на жирующую знать. Там, рядом с шатрами, вокруг которых метались лакеи, рассматривая живописные италийские берега, стояла та самая загадочная дама. Ее укрывал неизменный шелковый платок. «Поглядеть бы на ее лицо», – вздохнул де Мерлан. Словно вняв его просьбе, неожиданно налетевший порыв ветра дунул в усы доблестного рыцаря, пронесся вперед, налетел на незнакомку, надул, словно парус, ее платок и, уносясь обратно в море, утащил с собой тонкое шелковое полотнище.
