следить, чтобы Армстронг вовремя принимал лекарства. Арти Шоу, зайдя однажды за кулисы, увидел, что Доктора нет, и спросил, что с ним. «Он умер», — ответил Армстронг. «Вот те на, — удивился Шоу. — А что у него было не в порядке?» — «Человек умирает, — ответил мудрый Армстронг, — оттого, что у него все не в порядке».
— Окстись, Морган, ты слишком стар разыгрывать из себя Полианну.[5] Мне не нужны успокоительные байки, особенно от тебя.
— Тогда скажи, что тебе от меня нужно, Дэн? Может быть, присылать побольше денег?
Брейжер отрицательно покачал головой:
— Да не нужны мне твои деньги. Я живу вполне обеспеченно, Морган, хотя по моему виду тебе, наверное, кажется иначе. Шерил — славная женщина, замечательная хозяйка, очень трогательно обо мне заботится, что еще человеку нужно? Хорошо ем, хорошо пью, даже любовью занимаюсь тоже, по отзывам, хорошо… — Он вздел указательный палец: — И сон у меня хороший, понимаешь, Морган? А ты — тебе хорошо спится в последнее время?
Чайлдс бегло огляделся: бар начал заполняться посетителями.
— Я прекрасно сплю, Дэн, — ответил он твердо.
— Ну, еще бы! Хозяин своей судьбы, на вершине власти. Возьми мне еще порцию.
— Мне надо идти, Дэн. Завтра вылетать ни свет ни заря.
Брейжер цепко схватил его за руку.
— Всего одну порцию, Морган, ради старой дружбы. Кто знает, может, никогда больше не увидимся.
Чайлдс взглянул на часы. В этот момент одна из женщин за соседним столиком узнала его и подошла с просьбой дать автограф.
— Я автографы не даю, — ответил он. — Считаю это…
— Ну зачем же отпугивать поклонниц, мистер верховный судья? — протянул Брейжер, крепче сжимая его руку.
Чайлдс черкнул свою фамилию на листке из блокнота, протянутом ему любительницей автографов.
— Благодарю вас! — с этими словами она удалилась.
Чайлдс улыбался, а Брейжер тем временем ухитрился изловить официантку и заказать очередную порцию спиртного. Потом заговорил о президентстве Джоргенса, которого явно не любил. Чайлдс при этом обходился междометиями, не соглашаясь, но и не переча его доводам. Беседуя таким образом, они добрались, в конце концов, до убийства Кларенса Сазерленда.
— Вчера в последних известиях передали, что обнаружено орудие убийства. Ты что-нибудь знаешь об этом, Морган?
— Только то, что прочел в газетах.
— Похоже, в следствии теперь произойдет перелом. — И прежде чем Чайлдс успел ответить, торопливо договорил: — Я, как услышал, тут же подумал о тебе.
— Вот как? В какой, интересно, связи?
— Так ты же еще с армейских времен коллекционируешь оружие, если мне память не изменяет. В бытность мою в Вашингтоне я своими глазами видел твою коллекцию. Помню, ушел под большим впечатлением.
— Если ты хочешь спросить, не мне ли принадлежит пистолет, то могу ответить тебе категорически — нет! Предполагают, что он принадлежит судье Коноверу.
— Это мне известно. Кто же, по-твоему, убил Сазерленда?
— Понятия не имею, а что тебе до этого?
— Он мне звонил, знаешь ли, незадолго до смерти.
— Знаю.
— От кого, от него самого?
— От кого же еще? Ты же не пожелал меня известить.
— Сволочью он был распоследней, — жестко сказал Брейжер.
— Да, его не особенно любили.
— И что он рассказал о звонке сюда, ко мне?
— Да чушь какую-то.
— Стало быть, чушь рассказал? Понятно. Что ж, его уже нет в живых, и это тебе, между прочим, на руку.
— А вот это мне очень не нравится.
— Что, правда глаза колет?
Чайлдс допил виски, провел пальцами по губам.
— Рад был с тобой повидаться, Дэн. Желаю всего наилучшего.
— Вам не удастся от меня избавиться, мистер верховный судья.
— Зови меня по-прежнему — Морган. Мы пока еще друзья.
— Именно, Морган, именно, друзья не разлей вода, а в эти дни, пожалуй, даже больше, чем раньше. Благодаря Сазерленду.
— Не понимаю, при чем тут Сазерленд?
— Нет, ты все прекрасно понимаешь, Морган. Наверняка тебе здесь предоставили приличествующий званию номерок. Небось, поселили в люксе для новобрачных, сознайся. Кстати, как поживают Пегги и дети?
— Хорошо, спасибо.
— Так я прав, у тебя — люкс?
— Дэн…
— Очень хотелось бы на него взглянуть.
— В другой раз, Дэн.
— Почему же не в этот, дружище? Да и будет ли другой раз?
— Только не насилуй меня, дружище.
— Избави Бог. Доктор Сазерленд назвал бы такое поведение агрессивно-непосредственным, эгоистическим, направленным на удовлетворение собственных желаний и потребностей. Он же обучил меня в свое время трезво оценивать собственные достоинства и закрывать глаза на несовершенства характера.
— Где ее черти носят, — пробормотал Чайлдс, ища и не находя в переполненном баре официантку.
— Не волнуйся, Морган, не трепли себе нервы. Ты же был так невозмутим в Корее.
Не обращая на него внимания, Чайлдс продолжал поиск официантки и, обнаружив, буквально вырвал из ее рук счет и швырнул на стол банкноты.
— Мне надо идти, Дэн.
— Постой, мы и поговорить толком не успели, — сказал Брейжер, ставя на стол кверху дном пустой стакан.
— Отложим до следующего раза.
— Ничего подобного — сегодня, сейчас!
Многие из посетителей узнали Чайлдса и, привлеченные разговором на повышенных тонах, искоса посматривали в их сторону. Избегая неловкости, Чайлдс повернулся спиной к залу и смотрел только на Брейжера, который, улыбаясь и растягивая слова, проговорил:
— Ну пригласи меня к себе в люкс, Морган. Ей-Богу, мы еще о многом не договорили.
Поднимаясь в лифте, Чайлдс, неестественно выпрямившийся, напряженный, вжался в угол, тогда как Брейжер восседал в центре кабины. Лифтер назвал их этаж, пожелал спокойной ночи. Чайлдс как хозяин открыл дверь номера и держал ее распахнутой, пока Брейжер въезжал внутрь.
— Шикарный номер, — восхитился он, крутясь в коляске посреди гостиной.
Сняв пиджак, Чайлдс швырнул его на стул.
— У меня только вино, — мрачно объявил он.
— Это поправимо — можно заказать в номер что угодно.
