можно предугадать. Кто-либо интересовался поставками?
— Какие могут быть вопросы? Ведь это Карибское море. Здесь очень популярно подводное плавание. Кого может удивить и особо заинтересовать импорт баллонов для аквалангов?
— Прекращаю на некоторое время их поставку.
— Печально, — произнес испанец, и на его узком лице отразилось разочарование.
— Перерыва в оплате не будет, я предполагаю сделать небольшой перерыв на своего рода инвентаризацию. Какие-либо проблемы с мистером Коллинзом?
— Нет, никаких, все отлично, именно отлично. Дела идут без всяких осложнений. И как долго вы намерены проводить э… инвентаризацию?
— Месяц, возможно, два. Если кто-либо станет интересоваться мной, баллонами или Коллинзом, немедленно сообщите мне.
—
— Мне пора идти, — сказал Беньчонг, бросив взгляд на часы. — Я вернусь через несколько недель. — Он передал молодому человеку конверт с деньгами и ушел.
По дороге в аэропорт Беньчонг ощутил безотчетное чувство тревоги. Он очень не любил это ощущение. В любой ситуации — в бизнесе или за карточным столом — нервы никогда не способствовали успеху. Усилием воли он старался успокоиться, внушая себе, что ничего плохого не произошло. Все было в должном порядке. Вопросы относительно счета Сэма Танклофа на Кайманах не выходили за обычные рамки. Просто чиновники старались проявить свое служебное рвение. Счет Танклофа был абсолютно законным. А что касается его собственного счета, то о нем не знал никто, кому не следовало знать, не говоря уже о Министерстве финансов и финансовой инспекции. Ради этого счет и был открыт.
Мысли эти несколько успокоили Беньчонга. Он был доволен, что побывал на островах: нелишне проследить, как идут дела. Необходимость сопровождать Танклофа послужила хорошим поводом навестить Коллинза. Лучше перестраховаться, чем потом о чем-либо жалеть. Всегда важно предвосхитить события. Не следует ничего принимать на веру, нужно постоянно все держать под контролем. В этом залог успеха.
Мысли Суня переключились на разговор с Сюзен и ее просьбу отдать ей деньги. Ему придется это сделать. Надо отдать деньги этой глупой распушенной девице. Театр, спектакль для одной актрисы. Журавль в небе. Одни несбыточные мечты. Беньчонг гордился тем, что был выше этого.
Еще он думал о грядущем субботнем представлении. Ему придется присутствовать, чтобы не навлечь на себя гнев приемного отца. Беньчонг сожалел, что не предусмотрел заранее какую-либо деловую поездку на это время.
Когда такси подъезжало к аэропорту, он уже полностью взял себя в руки. Повода для беспокойства не было, однако, может быть, настало время приостановить дела, заранее выйти из игры. В последнее время он серьезно размышлял над этим.
Войдя в здание аэропорта, Беньчонг поду мат об Атлантик-Сити и своем любимом карточном столе. Это было приятное воспоминание. Вот что ему необходимо. Он назначил на понедельник встречу со своим хорошим клиентом из Филадельфии и собирался отправиться в воскресенье в Атлантик-Сити. На этот раз он не только отыграется. Он чувствовал, что его ждет удача.
Погруженный в свои мысли об оставленных в Вашингтоне делах и встречах на Каймановых островах, Беньчонг не обращал внимания на окружающих, несмотря на свою обычную внимательность и обостренное чувство опасности — предмет его гордости. Когда Сунь летел на острова, на два ряда позади него сидел неприметный мужчина, похожий на мелкого служащего, тот же незаметный попутчик ждал вместе с ним посадки на обратный рейс.
Личностью Суня интересовались и другие. Утром за воротами частного курорта его поджидал местный житель в зеленой с черным рубашке, он проводил Беньчонга до дома Коллинза и затем в аэропорт. За обедом вместе с Беньчонгом, Симмонсом и Танклофом в зале ресторана сидела хорошо одетая супружеская пара, а еще был таксист, который предложил Суню воспользоваться радиотелефоном в его малолитражной «тойоте». В поле зрения Беньчонга попадала только серьезная публика, остальных он не удостаивал своим вниманием.
25
Утро того же дня
Для Анабелы и Мака ночь четверга отличалась особым проявлением страсти, граничащим с отчаянием, казалось, их любовь могла исчезнуть, и они должны были всеми силами удержать ее.
В два часа ночи Анабела пребывала в блаженном полусне, но к Маку сон не шел.
— Тебя что-нибудь тревожит? — спросила она сквозь сон.
— Что может беспокоить меня после
— Я оторвала тебя от дел вчера.
— Поступай так в любое время.
— А что ты читаешь?
— Я дошел до середины записей Полин Юрис, в которых она описывает историю своей семьи.
— А откуда они у тебя? — Анабела уже почти проснулась.
— От Монти Джемисона. А ему дал Вендель, чтобы он просмотрел рукопись и нашел издателя. Монти занят предстоящим спектаклем, и я пообещал ему прочитать записи.
— Но ведь ты их взял не только поэтому, — сказала Анабела, усаживаясь в постели поудобнее, — не только ради того, чтобы выяснить, стоит ли их печатать?
— Нет, мне стало любопытно, вот и все.
— Ты искал в них намек, подсказку, то, что могло бы помочь раскрыть убийство.
— У меня была такая мысль, — согласился Смит, — но это маловероятно. Анабела, я вчера принес от Тони конверт.
— Да?
— В нем копии писем, якобы написанных Венделем Полин, которые, как заявляет полиция, были найдены в ее квартире.
Сначала он решил не говорить Анабеле о письмах до тех пор, пока незаконность их получения не будет ощущаться менее остро. Смит редко переживал двойственность чувств, особенно по отношению к уже принятым решениям. Это был один из таких случаев. Он не сомневался, что прочитает письма. Решение созрело в тот момент, когда он получил их от Буффолино, но Смит не был уверен в том, как отнесется к этому жена. Точнее, он, предвидя ее реакцию, хотел сначала прийти к собственному заключению и тем самым избежать затруднений, которые могло вызвать ее мнение.
Но сложившаяся в их семье практика вносила в его планы определенные коррективы. С того самого памятного дня, когда они познакомились, в их отношениях никогда не было фальши, недоговоренностей, они не старались скрыть друг от друга правду, как бы горька она ни была, и не уклонялись от взаимных высказываний по поводу принятых решений. Часто они воспринимали друг друга как деловых партнеров, коллег-юристов и были удовлетворены подобным сотрудничеством. Как его коллега, Анабела имела отношение к делам Венделя и убийству Юрис, а поэтому ей также небезынтересно было познакомиться с этими письмами. Она имела на это право.
Но, давая ей письма, Мак оказывался перед моральной дилеммой. Естественно, не вызывало одобрения то, что он собирался вторгнуться в чужую личную жизнь, нарушить таинство отношений мужчины и женщины. Но, посвящая Анабелу в содержание писем, Мак еще больше усугублял вмешательство в частную жизнь, даже если бы сжег их после прочтения и постарался забыть о самом их существовании.
Но все его душевные искания были не чем иным, как отвлеченными философскими размышлениями. Он сказал ей о письмах, и сон у нее окончательно прошел.
— Я не буду задавать лишних вопросов, — заверила Анабела.
