Когда она вошла в галерею, ее встретили гремящие звуки рок-н-ролла, рвущиеся из колонок, установленных по углам главного зала. Обычно Анабела держала стереосистему настроенной на станцию, передававшую классическую музыку, или же включала записи из богатой фонотеки классики, хранившейся в галерее. Смена музыкального оформления оказалась очень ощутимой.
На звонок открывающейся двери из соседней комнаты появилась Салли: высокая, тощая девица с распущенными прямыми светлыми волосами и бледным невыразительным лицом.
— Впечатление такое, что у нас вечеринка, — сказала Анабела, стараясь быть услышанной в грохоте музыки.
— Извините. — Девушка остановилась в середине зала и посмотрела на орущие динамики. — Я подумала, пока вас нет, немного разнообразия не помешает.
— Пока нет посетителей, все в порядке, — ответила Анабела и направилась в свой кабинет, где стоял радиоприемник. Салли последовала за ней.
— Я как-то не привыкла к такой музыке, — проговорила Салли.
— К какой именно? — поинтересовалась Анабела.
— Ну, скучной, однообразной. Ее еще называют музыкой лифтов.
Анабела рассмеялась и снова переключила приемник на обычную станцию, где передавали одну из шести симфоний Гайдна. Контраст с заполнявшим до этого все пространство яростным ритмом ударников был разительным.
— Готова заниматься? — спросила Анабела.
— Да, — откликнулась Салли, — но вам придется запастись терпением, я слабо знакома с компьютерами.
— И я тоже, — призналась Анабела, снимая чехол с процессора и включая его, — значит, будем учиться вместе.
Но занятия оказались не очень плодотворными, поскольку в галерею заходили посетители, и Анабеле или Салли приходилось с ними заниматься. Они ничего не приобрели, только посмотрели витрины; выставленные в галерее предметы искусства стоили недешево, так что редко кто решался сделать покупку сразу. В полдень Анабела зачехлила компьютер и спросила у Салли:
— Ты приходишь завтра?
— Да, но потом до следующей среды я буду занята — у меня экзамены.
— Хорошо. Терпеть не могу спешить, но у меня сейчас назначена встреча: отправляюсь на экскурсию по чайнатауну.
— Где это?
— Здесь, в Вашингтоне.
— А я и не знала, что у нас есть чайнатаун, — удивилась Салли.
— И очень многие об этом не знают. Я имею отношение к музею архитектуры, а он как раз расположен у границ чайнатауна. Моя знакомая Сью Йой уже год проводит экскурсии и все время приглашает меня. Сегодня я наконец договорилась присоединиться к ее группе.
— Мне кажется, будет интересно, миссис Смит.
— Уверена в этом, я вернусь ближе к вечеру, чтобы закрыть галерею. — Перед тем как уйти, она связалась со своим автоответчиком. Ее ждало сообщение от Мака:
Моя встреча с Венделем прошла нормально. Я только рассказал ему о письмах, но их не показывал! Собираюсь передать их полиции после работы и собрания. Сунь Беньчонг дома. Вендель говорит, что он собирается некоторое время выждать и не появляться на публике. Очень разумное решение, как мне кажется. Надеюсь, день у тебя проходит плодотворно. Жду твоих сообщений. Целую тебя.
Механический голос сообщил время и дату, после чего послышались гудки: лента закончилась. Анабела включила свой автоответчик и оставила сообщение для Мака:
Я сейчас ухожу из галереи. Договорилась с Сью Йой об экскурсии по чайнатауну. Забыла сказать тебе об этом. Хотелось бы пойти вместе с тобой. Все посмотрю и запомню, а на днях сама устрою для тебя экскурсию. Между прочим, Хейзл Бест-Мейсон и финансовый комитет пришли к выводу, что деньги присвоила Полин и приобрела на них земельный участок в Западной Виргинии. А еще у меня был любопытный разговор с Джо Честером, который очень обеспокоен, что полиция продолжает проявлять к нему повышенный интерес. Он сказал, что письма Полин написал Вендель. Я не стала его разуверять. Люблю вас, сэр, желаю удачного дня. Смотри, чтобы твои студенты уяснили, что tort[14] — не кулинарное изделие.
30
В тот же день
Тони Буффолино вовсе не обрадовался, когда Вендель Тирни поднял его с постели в шесть часов утра. Уже одно то, что он согласился жить в особняке, было достаточной жертвой, поскольку выходило за рамки служебных обязанностей. Но его сон и недовольство как рукой сняло, и на их место пришло азартное любопытство, когда Тирни сообщил ему причину столь раннего подъема.
Тирни не потрудился даже постучать, он просто вошел, невнятно пробормотав извинения, и уселся на единственный стул, выкрашенный салатовой, местами облупившейся, краской. Сквозь неплотно прикрытые веки Тони видел, что Тирни выглядит ужасно, казалось, он не спал всю ночь.
— Есть проблема? — спросил Тони, выбираясь из узкой, жесткой постели и заворачиваясь во фланелевый халат.
— Есть и очень серьезная, — ответил Тирни, его тон соответствовал понурому виду. Он рассказал Тони об аресте Сунь Беньчонга и выдвинутых против него обвинениях.
— Да… надо сказать, это
— Виноват ли он? Не знаю, поэтому я и здесь.
Буффолино неожиданно почувствовал себя неловко.
Ему предстояло услышать откровения Тирни по поводу его приемного сына. Тони не без интереса относился к чужим семейным тайнам и проблемам, однако без этих секретов он вполне мог обойтись… Одно дело — обеспечивать безопасность семьи, и совсем другое — быть посвященным в ее тайны. Тони решил для себя, что Тирни сглазили или прокляли. Его секретарь убита, приемный сын попался на отмывании денег, брак под угрозой, родная дочь его ненавидит. Ему встречались такие люди, как Тирни. Они гонят поезд своей жизни на предельной скорости, пока не произойдет крушение, тогда вагоны, один за другим, начинают сходить с рельсов, пока весь состав не полетит под откос. Тони готов был уже сказать, что все это не его дело, и ему бы лучше ничего не знать.
Но он, конечно, промолчал. Он выполнял свою работу, и ему неплохо платили за нее. А значит, пусть выкладывает свои проблемы.
— Вы осмотрительный человек, — заговорил Тирни, — частный детектив, рискующий своей лицензией.
— Верно, — ответил Буффолино, сознавая, что далеко не всегда был осмотрительным и осторожным. «Письма, что он достал из отдела вещественных доказательств, организовав подкуп Фрэнка Честера, — думал Тони, — рассказал ли Смит о них Тирни? Показал ли? Объяснил ли он Венделю, как попали к нему эти письма, назвал ли он имя Антонио Буффолино, разжалованного полицейского? Да, осторожность не помешает», — улыбнулся своим мыслям Тони, а вслух сказал:
— Я могу держать язык за зубами.
Тирни смотрел на него, но, казалось, не видел. Все мускулы его лица обмякли, а само лицо напоминало воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Его всегда тщательно уложенные с
