Зато обнаружила другое – Аусма Карловна с подозрением за мной наблюдала.
– А где этот… Герберт Аврилакский? – спросила я.
– Я его домой отнесла.
Тут выяснилось – Званцев предупредил ее, какому именно экспонату грозит беда, и Аусма Карловна, увидев в его отсутствие двух подозрительных типов, слонявшихся в темноте вокруг музея, завернула алхимика в газетку и унесла к себе наверх, в свою квартиру. Там он и лежит, пока мы бродим по залу и создаем видимость огромного населения.
– Люди подумают – нечистая сила в музее завелась, – грустно пошутила Аусма Карловна. – Свет во всех окнах, суета… Я говорила Званцеву, что не надо было никуда уезжать. Ну, доедет он до плотины, позвонит куда надо, а мы-то тут в это время одни. Лучше бы он был с нами.
Вошла Ингуна – молодая, коротко стриженная и в огромных очках.
– Надо запереться и ждать Олега, – сказала она.
– Какого Олега? – насторожилась я.
– Ну, Званцева.
– Вы его, наверно, уже давно знаете?
– Два года. Да, тогда летом я с ним и познакомилась, – сказала Аусма Карловна. – Он к невесте приезжал.
Званцевская биография меня совершенно не интересовала.
– Надо пойти позвать соседей, – предложила я. – Живут же здесь поблизости какие-нибудь мужчины! Пусть побудут с нами.
– А я как раз за этим и ходила' – сообщила Ингуна. – Хорошо, в первом же доме хозяин не спал.
– Что же ты молчала? Когда он придет? – обрадовалась Аусма Карловна. – Я вижу, ты входишь молча, ну, думаю, побоялась девчонка далеко от музея отойти!
– Чего же мне бояться? Я тут все тропинки знаю. Он там музыку с радио на магнитофон записывал. Я ему сказала, что у нас подозрительные люди вокруг бродят, он обещал – вот запись кончит и подойдет.
На душе у меня стало легче.
Все возможное для того, чтобы преступление не состоялось, делается. Коллеги вылитого Боярского уйдут ни с чем. И он выкрутится. Назначенный ими час уже прошел, но они ничего сделать не сумеют! Ни фига! Ни черта!
Вдохнув с облегчением, я решила дождаться здесь Званцева, поблагодарить его за наивную мужскую педагогику и отправляться домой.
В это время на крыльце раздались шаги.
– Эй, хозяйки! – позвал знакомый мужской голос, – Впустите сторожа! Ну, чего вы там испугались?
Я перебежала в маленький зал и оттуда, таясь, выглянула в вестибюль.
Ингуна и Аусма Карловна радостно впустили гостя.
Это был Виестур.
Я пулей вылетела из музея.
Сама не знаю, как мне это удалось. Каблуки не стукнули, а на то, чтобы выскочить в еще открытую дверь, хватило таких ничтожных долей секунды, что я удивлялась собственной скорости еще добрых пять минут.
Они не заметили меня, но могли начать разыскивать. Пусть ищут! Все лучше, чем встретиться ночью в музее лицом к лицу с Виестуром. Он бы сразу понял, кто поднял весь этот шум.
Конечно, Аусма Карловна ему доложит, что Званцев привез на велосипеде какую-то подозрительную особу в интересном положении, а особа возьми и смойся! Но мало ли на острове беременных?
Теперь главное было – найти Званцева.
Я бы побежала ему навстречу, но совершенно не знала, с какой стороны плотина.
Вот если бы явился маленький брюнет – он бы сразу сообразил, о ком речь, потому что знает, какую это будущую мамочку этой ночью мучит бессонница. Бр-р!
А кстати, где он? И где вылитый Боярский?
Я вспомнила про моторку.
Званцев был далеко. Посоветоваться не с кем. И нетрудно догадаться, что сейчас происходит в музее. Аусма Карловна с гордостью рассказывает Виестуру, как она ловко спрятала рукопись алхимика.
– И, наверно, под подушку, в самое надежное место? – спросит Виестур.
– Нет, в комод, между постельным бельем, там как раз за пододеяльниками было пустое место, – скорее всего, ответит Аусма Карловна. Потом Виестуру не понравится шорох в кустах, он выйдет, через минуту вернется, успокоит женщин и досидит с ними до приезда Званцева. А еще через полчаса из квартиры Аусмы Карловны раздастся вопль – все разворочено, рукопись пропала!
Могу я этому помешать?
Нет, не могу…
Если я столкнусь возле музея с кем-нибудь из четверки, это мне может выйти боком.
В музее расхохотались. Не иначе, женщина хвасталась своей хитростью, а Виtстур ее одобрял.
Надо что-то делать.
Страшно, а надо.
Есть одно заколдованное словечко, которое я должна произнести как раз в том случае, когда мне станет страшно. Страх растает, все мне станет безразлично, и я отправлюсь домой сдать. При этом по дороге ни с кем не столкнусь и угрызений совести из-за поломанной судьбы вылитого Боярского у меня не будет.
Интересно, кто ждет сегодня ночью эту окаянную рукопись? И где? Этот человек, судя по всему, в Риге. О машине четверка не позаботилась. Судя по всему, у них вся надежда на моторку. А если с моторкой что- нибудь случится… Они найдут другую!
Пешком в Саласпилс они не пойдут. Так они до Риги только в седьмом часу утра доберутся. Да и в Ригу ли им надо? Что там Званцев говорил насчет порта? А я, кажется, еще и Болдераю приплела?
Но найти среди ночи другую моторку – это тоже времени требует. А, кстати, у нее в баке может и бензина не оказаться! Ведь и тот бензин, который они залили в моторку теперь, они не так просто достали, а было всего лишь около полуночи. Кто же станет в три часа ночи слоняться по усадьбам, будить хозяев и клянчить бензин? Круглый идиот!
Я пошла к реке.
Званцева явно недоставало.
Он уехал всего минут десять назад. О господи, когда же он появится?
Моторка стояла у мостков. Вылитый Боярский и маленький брюнет сидели в ней.
Я испугалась – ведь они тут могли дождаться Виестура или лысого. Только тот из них, кого знает загадочный клиент, сядет в моторку и понесется на рандеву. В порт? Конечно, Званцев, приехав и узнав, что произошло, найдет способ связаться с портом. Но ведь они могут везти рукопись и груз серебряных латов и в другое место. А могут – и в два разных места! Черт бы побрал Званцева вместе с плотиной!
Интересно, подумала я, вот если бы черт действительно побрал плотину, что бы получилось? Потоп, скорее всего, водохранилище-то не маленькое. Привязанные к мосткам лодки оказались бы под водой, а главное – сюда немедленно помчались бы катера и вертолеты. Жаль, черта взять негде…
Видимо, неуместная инициатива Ингуны нарушила планы моих контрабандистов. И в тот момент, когда я обдумывала очередной нелепый план – броситься в воду и заорать «Тону-у-у!» – они, видимо, решили пойти и разобраться, куда девались Виестур и лысый. Не могли же они, сидя в лодке, додуматься, что Виестура призвали оберегать рукопись и музейных работников от него же самого!
Они захлестнули цепь вокруг какого-то торчка и пошли к музею. Я привычно затаилась в кустах, чтобы услышать что-нибудь свеженькое, и услышала. Такое я за двадцать пять лет жизни слышала впервые. И у меня не было особого желания еще раз слушать такие формулировки.
Дождавшись, пока они поднялись на берег, причем брюнет, жених мой ненаглядный, шел впереди, а вылитый Боярский тащился сзади, я выбежала на мостки и отмотала цепь. Лодка сдвинулась с места, покачалась и замерла. Вот это был сюрприз!
Даже если ее кое-как и унесет метра на три, пока они там будут разбираться с музеем, толку от этого – чуть. Ну, снимет кто-нибудь один штаны и проплывет эти три метра, да еще ругнут за растяпство вылитого Боярского – цепь закрепить не умеет!
