Александра Ильича Фесенко.
Но что касается Ольги – жена была права. Неуправляемость Черноруцкой зашкаливала все возможные и невозможные пределы. Человек, обязавшийся пригнать стадо тараканов в полном составе из пункта А в пункт Б посредством хворостины, по сравнению с Фесенко был счастливчиком.
Иногда ему казалось, что у нее в ушах стоят какие-то хитрые электронные заслонки, срабатывающие только на кодовые слова, а большинство полезной информации просто не пропускающие.
– Я бы на твоем месте уехал куда-нибудь недели на две, – сказал Фесенко вполне определенно. – Тебя кто-то ищет, а кто – не могу понять. Ко мне в контору подсылали какую-то бабу с липовой легендой. Помяни мое слово – это к тебе подбираются, и подбираются всерьез.
– Мало ли кого и зачем к тебе подсылали! – беззаботно отвечала Ольга. – И я не могу никуда ехать, ты же знаешь – мы уже наполовину раскрутили это дело с гробокопателями!
– Ты не можешь отложить свои гробокопателей на две недели?
– Да не могу же, как ты не понимаешь! У нас через неделю «Шок-шоу», и я пригласила две семьи, которые пострадали. Сейчас они согласны выступить, а что будет еще через неделю – я не знаю! Саша, ты же знаешь этих сволочей?!.
Имелись в виду простые люди, которые сперва под напором Черноруцкой соглашались принять участие в ее передачах, потом, одумавшись, отказывались.
– Сволочей я знаю неплохо, – согласился Саша. – Ну, пока, если так…
И положил трубку.
Примерно через полчаса Ольге сообщили, что в вестибюле ее ждет мужчина. Она никому свиданий не назначала, но имела несколько свободных минут, и потому спустилась.
– Вот, приехал, – сказал Фесенко. – Посмотрю наконец на вашу кухню.
– У тебя что, других забот мало?
– Мало, – хмуро ответил он. – Если тебя, Оля, Бог от мозгов избавил, должен же кто-то о тебе позаботиться.
– И ты что – будешь ходить всюду за мной следом?
– Зачем же? Я просто хочу понять, насколько ты действительно нуждаешься в охране.
Фесенко обвел взглядом просторный вестибюль.
– Что, насквозь простреливается? – поинтересовалась Ольга.
Тогда он оглядел бывшую одноклассницу с головы до ног.
– И простреливается, и промахнуться по тебе практически невозможно.
Она, как всегда, была одета в дорогий и яркий костюм, на сей раз – ядовито-желтый.
– Да ну тебя! Ладно, пришел – заходи. Я тебе такое покажу – обалдеешь!
Пока Ольга воевала с Кузьминым, ее буйная активность вызывала у многих настороженное отношение. Ждали каких-то невероятных неприятностей, но никто Ольгу не пристрелил, не переехал на машине с забрызганными номерами, кирпич с крыши тоже ее не достал. Когда кузьминская история стала забываться, люди, внезапно поверив в Ольгу, понесли ей похожие беды – на сей раз речь шла не столько о торговле органами, сколько о похоронных конторах, которые сами себя красиво называли «бюро ритуальных услуг». Естественно, этот бизнес был заинтересован в увеличении числа покойников, что само по себе внушало скверные подозрения. Впридачу те шесть или семь «бюро», которые захватили городской рынок, развели оголтелую конкуренцию. По разумным подсчетам, на весь Протасов вполне хватило бы двух-трех подобных структур, но раз уж их образовалось чуть ли не семь, раз уж никто добровольно с рынка убираться не хотел, то и начались жуткие истории. В частности – «бюро» держали чуть ли не на окладе врачей «скорой помощи» и приемных покоев всех городских больниц. Когда в машине с надписью «реанимация» под вой сирены через весь город везли умирающего, врач одной рукой проверял пульс, а другой держал возле уха сотовый, докладывая обстановку, чтобы к моменту, когда родственники осознают неизбежность потери, рядом уже стояли скорбные и безмерно вежливые мужчины с прейскурантами.
Естественно, поползли слухи о том, что врачам выгоднее сдавать пациентов гробокопателям сразу и без хлопот, чем до последней возможности бороться за их жизнь. Все эти истории стекались к Ольге. И нетрудно было догадаться, что вот-вот у нее начнутся неприятности куда более серьезные, чем после доносов Кузьмина. За Кузминым не стоял фактически никто, кроме давнего авторитета и нескольких покровителей в городской думе, и его жалобы имели определенный оттенок безумия, а за каждым случаем из новой коллекции Ольги стояли солидные люди и большие деньги…
– Куда уж дальше-то? – спросил Фесенко. – Мне тот клиент, которого ты подогнала, уже столько всего приволок… Я только не понимаю, откуда у них ТАКИЕ акты вскрытия? Они что – где-то повторные вскрытия заказывают?
– Надо будет, кстати, спросить об этом на передаче! – Ольга загорелась идеей повторных подпольных вскрытий, и Фесенко пожалел, что сдуру такое ляпнул.
Они вошли в кабинет, где порядка было примерно столько же, сколько в Вавилоне через полчаса после краха столпотворения.
– Так вот, – сказал Фесенко. – Мне очень не нравится, что ко мне присылали ту бабу. И похоже, что, друг от друга независимо, на тебя охотятся уже два человека, или две группы людей, как тебе больше нравится. Возможно, один – по старой памяти, по наводке Кузьмина, а другой – уже в связи с похоронными жуликами.
– С чего ты взял?
– Первый человек еще плохо себе представляет, кто ты такая, потому что та баба как раз и пыталась про тебя расспрашивать. А второй уже знает, кто ты такая – ты уж извини, Оля, но этой ночью у меня были гости. Кто-то шарил в бумагах, в том числе и тех, которые остались со времен Кузьмина.
– Тебе не померещилось?
– Нет, Оля, не померещилось. У меня в бумагах порядок, не то что у некоторых.
Она совершенно не смутилась.
– И ты поэтому звонил мне ни свет ни заря?..
– Ну, Ольга!
Фесенко позвонил ей, когда изучил все свое хозяйство, допросил секретаршу и убедился, что ночные гости – не плод воображения. Было это в одиннадцать часов.
– Вот за что тебя люблю, Сашка, так это за твою душу жаворонка! – воскликнула Ольга. – Ладно, среди бела дня никто меня пальцем не тронет. Мне сейчас на съемку ехать. Мы должны отснять, как «скорые» подъезжают к травматологии, потом – кладбище, потом интервью с главврачом первой городской, который поклянется, что впервые слышит про «бюро ритуальных услуг». Если тебе больше делать нечего – поезжай с нами, в машине место найдется. А потом мы тебя еще домой доставим.
– Спасибо, добрая барыня, – Фесенко со всей доступной ему иронией раскланялся.
– При чем тут доброта? Я еще должна заехать к одной старой вешалке посмотреть альбом с фотографиями. Если она не врет – то это подлинные и совершенно неизвестные снимки царской фамилии, представляешь?
– Может, и не врет…
Съемочная группа – шофер, оператор с ассистентом и сама Ольга в качестве руководителя – работала слаженно. Фесенко наблюдал, как они сразу находят нужные точки, как учитывают каждый метр у поворота, чтобы машина, въезжающая на пандус, какое-то время неудержимо неслась прямо на камеру. До сих пор ему не случалось видеть Ольгу в действии – и ему это было по-настоящему интересно. Однако уже на кладбище он вспомнил про свои профессиональные обязанности, и вспомнил вовремя.
Ольга как раз носилась по дорожкам, выискивая ракурс, чтобы в кадре был и безнадежный пейзаж пустыря, еще только предназначенного под захоронения, и обломанные колонны неизвестно чьего мавзолея начала девятнадцатого века, и ветки, и облака, и дорожки. Все ей было не так – и главным образом жизнерадостное солнце, портившее скорбную атмосферу. Она в поисках идеи даже встала на скамейку, но ничего подходящего оттуда не увидела, как ни вертелась.
Фесенко быстро направился к ней.
– А теперь еще налево погляди, – посоветовал он. – Левее, левее.
– Там ничего интересного, просто надгробия.
– Вот-вот. А за надгробием стоит та самая баба, которая приходила ко мне выспрашивать про тебя.
