Он встал со скамьи и сделал жест, пропуская меня вперед по тропинке. Я успела пройти несколько шагов, когда, не чувствуя за собой Даниила, обернулась.
Он остался у скамьи, а по другую сторону стоял на коленях Намтар.
– Прости меня, – сказал Намтар. – Я не подумал… Конечно же, прежде всего нужно было защитить ее, но я не подумал! Но если бы смерть ей угрожала до того, как появился кто-то из ваших, я бы, наверно, что- то сделал…
– Вранье, – ответил Даниил. – И встань, пожалуйста, нехорошо тебе сейчас так стоять перед судом Божьим. Рано.
– Ты не хочешь меня простить? – спросил демон. – Ведь вам приказано прощать всех, кто раскаялся.
– Простить нетрудно, – Даниил покачал головой. – Я вижу, что ты слаб, и знаю – мысли твои двоятся. Я могу найти оправдания тебе, ну вот, хотя бы такое: раз всемогущий Господь сотворил тебя таким, то твоя ложь для чего-то была ему нужна. Возможно, для того, чтобы испытать мою способность к прощению – кто знает?
– А ты, око Божье? – спросил Намтар. – Ты что скажешь?
Впервые за все время он обратился ко мне. В совершенно собачьих глазах была надежда – как у нашкодившего пуделя, который видит занесенный хлыст, но верит в хозяйскую любовь.
Я посмотрела на него сверху вниз.
– Тебя обидели, – ответила я, – и тебе кажется, что весь мир должен знать о твоей обиде и встать на твою защиту.
– Ты видишь то, что на поверхности, око Божье, – возразил он, – а ты загляни глубже! Я творил справедливость, я видел неслыханные горизонты для справедливости! Я посеял семя, которое должно было принести изумительные всходы! Почем ты знаешь – если бы совершилось по-моему, не одобрил бы этого Тот, кому ты служишь? Но пришел мой враг, и прогнал меня с поля, которое я возделывал, и забрал плоды трудов моих, и возвысился! И под видом справедливости творит зло!
– Вот каким ты боком все это поворачиваешь? Но если ты действительно осознал свою вину, то назови имя своего врага, – потребовал Даниил.
– А гарантии? – неожиданно спросил демон.
– Будь ты неладен! – Даниил повернулся и пошел прочь от скамейки.
Вдвоем на узкой тропе было не разойтись. Я пошла вперед, он – за мной, бормоча на неизвестном языке. Хотя в его годы и при его опыте хладнокровие уже должно было стать второй сутью, Намтар ухитрился разозлить его. Мы уже одолели половину пути, когда мне сделалось как-то странно. Внутренний взор подсунул вдруг картинку – Намтар, стоящий на коленях у белой скамейки.
– Погоди, Даниил, – сказала я. – Сдается мне…
Мы одновременно повернулись.
Непостижимым образом мы увидели площадку над обрывом словно бы сверху, и березы, и маленького черного демона, который все еще стоял на коленях перед пустой скамейкой.
Я побежала назад.
Высокие травы были теперь из тугой резины, кто-то их оттягивал, и они с силой хлестали меня по ногам и по бедрам.
– Ты никак не можешь сказать правду! – выкрикнула я. – Справедливость ни при чем! Ведь с тобой поступили по ВАШИМ понятиям справедливо! Так не с тобой одним же поступили! А кто из Ваших бегал к НАМ жаловаться? Тут заморочка не в страведливости! Тут совсем другое! Скажи наконец, что с тобой происходит на самом деле!
– Я возмущен несправедливостью, – глядя мимо меня, ответил он.
– Не было никакой несправедливости! Ведь условия ВАШЕЙ игры не нарушены! Так что же случилось? Мне что – взять тебя за шиворот и трясти, пока ты не поумнеешь?
Он так был изумлен, что вскочил на ноги и шарахнулся.
– Есть вещи, которые нам запрещены! – крикнул он. – Вот как вам, пока вы земные, запрещено усилием воли летать! Только вам – ненадолго, а нам – навсегда! И не спрашивай больше!
– Любить им запрещено, – подал голос Даниил, и вроде бы стоял далеко и говорил тихо, но я услышала вполне отчетливо. – Да они и неспособны. А все остальное – пожалуйста.
Мысль о том, что демон может влюбиться, не была для меня такой уж апокалиптической. Все-таки Лермонтова в школе все проходили. Но во всей этой истории была пока только одна женщина – Ольга Черноруцкая. Одевается и красится она, правда, так, что только демонов и соблазнять. Но как раз Ольга была Намтару совершенно безразлична.
– Нет, при чем тут любовь? – даже с некоторым удивлением, что его заподозрили в такой нелепости, спросил Намтар. – О ней тут и говорить смешно. А было вот что – тут ты, око Божье, не ошибаешься, была одна досадная мелочь… Просто в какой-то миг я подумал – если я создан, чтобы служить справедливости, и при этом обнаружил в себе способность привязываться, то… то…
– То с тобой что-то не так?
– Вроде того… Но я искал ВАС исключительно во имя справедливости! Так и передайте НАВЕРХ! Только из-за нее! Только ради нее!
И он совершенно неожиданно кинулся бежать.
Трава, отгибась и ложась наземь, расступалась перед ним. Дикое все же это было местечко – Грань. Если оно имело разум, то выступало на ИХ стороне, а вовсе не на НАШЕЙ…
– Хорошо хоть про гарантии сгоряча забыл, – прокомментировал издали Даниил. – Возвращаемся.
Я побрела к нему, соображая: если я – око Божье, то что же я сейчас увидела? Что я увидела в его глазах? Человек, по отношению к которому допущена несправедливость, злится, негодует, рыдает, грозит кулаком. С Намтаром изначально было как-то не так. Впрочем, он ведь и не человек…
Он сказал – «досадная мелочь». Очевидно, все же не мелочь…
Мы вышли не там, где вошли. Даниил знал здешние тропы куда лучше, чем Нартов. Мы вышли недалеко от бизнес-ковчега.
Там ждала бригада. Никто не знал, куда я подевалась, и на меня выплеснули ведро эмоций.
– Предупреждать надо! – шумел Марчук. – Это нам уже ничего не угрожает, а тебе?!!
– Меня тоже пули не берут! – я вспомнила свою истерику перед пистолетным дулом и неожиданно покраснела.
– Не берут, когда ты – око Божье. А случайная пуля дырочку найдет, – внушительно произнес Валевский.
Наконец они позволили нам с Даниилом рассказать, как сложилась очередная беседа с Намтаром.
– Ну, это уже кое-что, – заметил Нартов. – Два имени выскочили. Надо будет доложить.
– Не надо, – удержал его Даниил. – Поди знай – не вранье ли это. Он при всех своих воплях достаточно хладнокровен, чтобы пустить нас по ложному следу, а настоящий приберечь до тех времен, когда ему, окаянному, предоставят гарантии.
– Так что, опять на эти дурацкие рандеву бегать?! – взорвался Нартов. – Другие бригады уже, наверно, чего-то накопали, а мы – ни с места!
– Да, бегать на дурацкие рандеву, – оборвал его Вплевский, – и няньчиться с этим сукиным сыном, потому что ничего другого у нас пока нет.
– Черноруцкая есть, – напомнил Марчук. – Вряд ли ее оставят в покое. Но разрабатывать беса все равно будем! Черт его знает – вдруг он правду говорит?
– Боюсь, что не будет от этой затеи проку, – сказал Даниил. – По определению – не будет.
– Что, и для этого есть определение? – не поверил Нартов.
– И еще какое. От Матфея, глава тринадцатая, стих двадцать пятый: «Но Иисус, зная помышления их, сказал им: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. И если сатана сатану изгоняет, то он разделился сам с собою: как же устоит царство его?» Примерно то же самое – от Марка, глава третья, стих двадцать третий: «И, призвав их, говорил им притчами: как может сатана изгонять сатану? Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот; и если сатана восстал на самого себя и разделился, не может устоять, но пришел конец его».
