Кологрива, а также, если быть честными, и неудачная прическа Людмилы.
Ника дала строгие указания официанту, и Ларисину компанию обслужили наилучшим образом.
Все шло как по маслу. Платье финское, темно-синее, сто двадцать рублей, схваченное накануне в комиссионке, сидело на Ларисе великолепно. Соймонов рассказывал на удивление остроумные анекдоты. Стол был отличный. Вот и музыканты начали выползать на эстрадку. Вот и короткая взрывная увертюра прозвучала. И ахнул Кологрив, чуть не слетев со стула!
На подмостки выбежала сверкающая Коломбина!
Выбежала и блеснула в его сторону глазами! Блеснула глазами и качнула алыми шариками. Качнула шариками и запела.
А слова песни срывались с губ не осмысленными фразами, а каскадами бенгальского огня!
Песня дышала невероятным соблазном. И Кологрив забыл обо всем на свете, и о глупышке Людмиле – в первую очередь. Вот так пела Ника. Она вышла сегодня на подмостки, чтобы окончательно победить Кологрива. Она давала открытый бой неподготовленной сопернице и, разумеется, победила.
Все это было рассчитано – и эффект неожиданности, и подача Ники в самом ярком и выгодном свете, и проблема выбора, перед которой встанет Кологрив. Ведь если он уйдет отсюда с Людмилой – он потеряет Нику. И наоборот…
А ведь потом была и вторая песня, исполняя которую Ника спустилась с эстрадки и, волоча провод, подошла вплотную к Кологриву. Этот ход был рассчитан на его мужское самолюбие. Никин облик публике понравился, зал был в восторге, и вдруг прекрасная певунья оказывает такой знак внимания одному из посетителей! Неудивительно, что захмелевший зал грянул в ладони, не дожидаясь последних аккордов.
Ника, буйно вильнув пестрой юбкой, убежала. И предоставила слушателям небольшой перерыв, чтобы вернулись они к остывающим фирменным шницелям и жюльенам.
Лариса вновь затеяла светский разговор. Кологрив пытался острить, хотя мысли его явно витали в иных эмпиреях, а она «подавала» собеседника, что, кстати, тоже род искусства. Подрабатывая в свое время на радио и бегая с магнитофоном, Лариса выучилась так вести разговор, чтобы все лавры доставались партнеру.
Но почувствовала Лариса, что на нее глядят. И не просто так, а ошалевшим от неожиданности взором.
Она скосила глаза в сторону и поперхнулась словом.
За два столика от нее сидела рыжая незнакомка.
И что же она могла подумать о мужней жене, которая, пользуясь вечерними торчаниями супруга в лаборатории, шастает по ресторанам?
И услышала Лариса внутренним слухом такой диалог.
ОНА. Клянусь, я видела твою жену в «Астории» с подругой и двумя мужиками, в темно-синем финском платье за сто двадцать рублей!
ДИМА. Ты ошиблась.
ОНА. Что я, совсем уже ослепла? И с одним она явно заигрывала!
ДИМА. Тут что-то не так.
ОНА. Ты не хочешь самому себе признаться, что у вас дома разлад? Солнышко мое, но это же отличный повод выяснить, наконец, отношения! До развода ты для приличия поживешь у родственников, а потом…
Дальше и слушать было жутко.
И Лариса немедленно изобразила зверскую головную боль.
Соймонов, которому здесь все-таки не нравилось, страшно обрадовался и стал делать знаки официанту. Людмила, только и мечтавшая поскорее увести Кологрива от соблазнительной певуньи, тоже обрадовалась. А сам Кологрив обрадовался больше всех. Он мог быстренько проводить Людмилу домой и вернуться к концу программы, обеспечив, таким образом, сытость волков и целость овец. А Лариса, видя, как все заторопились увести ее, болезную, из этого вертепа, уже соображала, как бы ей быстрее встретиться с Димой.
Когда все четверо поднялись, опять заиграла музыка. Ника, появившаяся на эстрадке в другом платье и собравшаяся петь, выглядела почему-то недовольной. Но Лариса не обратила на это внимания. Она остолбенела от другой странной сцены.
Людмила, пробираясь между столиками первой, чуть не столкнулась с незнакомкой, которую вели танцевать. И обе отпрянули друг от дружки. Более того – сделали одинаковый отстраняющий жест правой рукой. И, наконец, уставились друг на друга смутным взглядом.
И Ларисе показалось, что так ведут себя разве что зеркальные двойники. Движение, которое обе сделали, чтобы разойтись между столиками, было одинаковым – словно от удара уклонялись они.
Уже в вестибюле Людмила обернулась.
ЛАРИСА. Странная какая-то девица!
КОЛОГРИВ. Пойду поймаю такси.
ЛАРИСА. Ты что, с ней знакома?
СОЙМОНОВ. Одевайся, я подержу сумочку.
ЛЮДМИЛА. Впервые вижу…
ЛАРИСА. Так чего же вы друг на дружку уставились?
ЛЮДМИЛА. Не знаю, но я почувствовала, что она меня ненавидит.
Тут Ларисе стало не по себе, и оно действительно ощутила головную боль.
Дома Соймонов принялся ее врачевать. Насилу Лариса убедила его, что единственное лекарство, которое ей поможет, она обычно берет у Аси. Она спустилась в халате к соседям, но Димы еще не было.
Вернувшись, она обнаружила Соймонова в постели и совсем было собралась туда же, но в дверь робко позвонили. Решив, что это Дима, Лариса открыла. И ужаснулась.
Перед ней стояла рыдающая Людмила.
Решив, что с Кологривом стряслась беда, Лариса переполошилась, втащила Людмилу на кухню и закрыла поплотнее дверь.
Оказалось – когда Кологрив впопыхах проводил Людмилу домой, она почуяла неладное, понеслась к ресторану на такси и опередила его ровно на пять минут. Он же явился к служебному входу с цветами и был впущен, чем и вызвал вышеупомянутые рыдания. Дальше, следуя логике ревнивого безумия, Людмила не стала отпускать такси, а понеслась к Ларисе с требованием присоединиться к выслеживанию Кологрива, благо проклятая «Астерия» была недалеко.
Лариса вздохнула с облегчением и, напомнив Людмиле о своей мигрени, решительно отказалась. Всхлипывающая Людмила унеслась, а Лариса позвонила в ресторан.
Она предупредила Нику, что за Кологривом следит Людмила – это раз, а два – его надо немедленно гнать домой, потому что ни одно дежурство в редакции не длится до такого часа.
Ника слушала явно вполуха и отвечала, что у нее хандра, что ей необходимо то ли встряхнуться, то ли утешиться, что она уже остограммилась коньяком и ничего гарантировать не может.
Диалог этот был прерван Соймоновым, звавшим Ларису в постель. Но ей было уже не до Соймонова. Она прислушивалась – не хлопнет ли внизу дверь. Опять пошла в дело головная боль, опять Лариса, невзирая на позднее время, побрела к Асе за несуществующей таблеткой, но звонить не стала, а просто присела боком на перила. Дима не появлялся, и Лариса мрачно думала, что ее прежний заспанный образ жизни сменился уж больно бессонным.
За этим размышлением ее и застал Дима.
ЛАРИСА. Наконец-то! Слушай внимательно. Я была в «Астории» и напоролась там на эту твою…
ДИМА. Ну и что? С высоким блондином ты ее там видела, что ли? Ну, так я знаю, что он ее достает…
ЛАРИСА. Балда! Мало ли с кем я ее видела? Важно, что она меня видела с моим Соймоновым. Понимаешь?
ДИМА. Тьфу, черт…
Насилу Дима вспомнил, что из-за его проказ образовалась лишняя жена, и содрогнулся, представив, сколько проку извлечет из пикантной ситуации его решительная подруга.
