– Разумеется, во дворце грязно, – согласилась Акико. – И я могу испачкать платья. Воображаю, что там делается… Но платья мне выстирают, пусть это тебя не беспокоит.
– Я о другом. Там, видно, нечистая сила завелась, – сообщил Кэнске, вставая с колен. – Недаром же господин Фудзивара Нарихира пригласил с собой заклинателя злых духов!
– Кого?.. Уж не сошел ли он с ума?..
– И амулеты себе на шею повесил, – сердито добавил Кэнске.
– Тем более нужно пойти! – даже обрадовалась госпожа Акико. – Такое забавное событие нельзя пропускать! Воображаю, как это будет смешно…
Но по физиономии Кэнске было видно, что он, старший кэрай, ничего смешного в заклинании злых духов не находит.
Однако ослушаться приказания он не мог.
В жизни придворных дам обыкновенная прогулка в сад уже была событием, а путешествие до караульни Левой или Правой гвардии – делом, о котором могли и государю доложить. Хотя принять ночного гостя и выпустить его на рассвете дама могла почти безнаказанно, все ее похождения строго ограничивались стенами дворца, где она состояла при ком-то из государевых супруг. Госпожа Акико оглянулась по сторонам, убедилась, что возле дворца Кокидэн никто не бродит, распевая японские или китайские стихи, никто не спешит на любовное свидание, а до прохода Человека-Петуха, громко обьявляющего сперва свое имя, а потом час и четверть часа, время еще есть.
И она, подхватив свои многочисленные подолы, перебежала открытое место легко, как молоденькая девушка. Кэнске последовал за ней, поражаясь ее смелости.
На самой лестнице дворца Дзидзюдэн придворная дама малость оробела.
– Ты иди вперед, – велела она кэраю. – Вряд ли та дама и господин Юкинари беседуют в большом зале. Обычно там так расставляют перегородки, чтобы было где разместить и слуг, и танцоров, и музыкантов… Они наверняка нашли себе уютный закуток. Какой знак ты должен подать господину Нарихара?
Кэнске оглянулся по сторонам – не видит ли их кто на этой широкой лестнице? И два раза негромко каркнул.
– Кра-а-а! Кр-ра-а! Простите, так уж мы уговаривались…
– Ты считаешь, что вороны кричат по ночам? – зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться, спросила госпожа Акико. Отняв руку, она уставилась на ладонь и сразу же отвернулась от Кэрая.
Наложенные с утра белила, потревоженные рукой, стали осыпаться – и она знала, что на лице останутся некрасивые пятна.
– Вот именно потому, что ворон, если он в своем уме, ночью орать не станет… – объяснил Кэнске. – И это тайный знак тэнгу. Даже если кто-то услышит – подумает на них.
А услышал это наивное карканье не кто-нибудь, а Бэнкей, который выбрал для засады неожиданное, но весьма удобное место – знаменитую снежную гору перед государевой резиденцией – дворцом Сэйредэн. Ее утыкали сверху сосновыми ветками, так что было где спрятаться. Сверху Бэнкей прекрасно видел дворец Кокидэн, а когда переполз чуточку левее – то и дворец Дзидзюден, куда этой ночью все, как сговорившись, затеяли какое-то подозрительное паломничество.
– Очень все это любопытно, – сказал сам себе Бэнкей. – Сперва молодой господин Минамото Юкинари, потом закутанная дама, потом господин Фудзивара Нарихира с целой свитой, а теперь еще и эти двое… Уж не пир ли они там затеяли?
Вдруг он закусил губу.
– Пир… – повторил он. – А вот и гости прилетели…
На краю черепичной крыши маячил черный шар. Он легко приподнялся в воздух – и стало видно, что за ним тянется черный шлейф…
Бэнкей схватил посох и кубарем скатился с горы.
– Наконец-то я нашел тебя, – сказал Юкинари. – Я по всему государеву дворцу искал тебя и нашел. Наконец-то я слышу твой голос…
– И я слышу твой голос… – повторила стоявшая перед ним красавица. Китайская накидка стекала с ее плеч, мерцая голубым узором по белому полю, а из-под накидки виднелись нарядные платья, и все это было нежным, светящимся, полупрозрачным, а в середине угадывался синий силуэт.
Они стояли у открытой створки ситоми, для приличия любуясь луной, потому что утонченные любовники начинают беседу с вещей изысканных.
– Какие у тебя прекрасные волосы… но я думал, что у тебя густая блестящая челка, а ты убираешь их со лба… и лоб… какая поразительная белизна…
Честно говоря, Юкинари не знал, что нужно говорить даме в ночь первого свидания, хотя что нужно делать – он знал прекрасно. Толстушка в красном переднике много чему научила его на постоялом дворе. И без всяких поэтических сравнений…
– Ты тоже красивый, – тонкие пальцы красавицы коснулись его округлых щек. – Но я не за красоту тебя полюбила. Я полюбила тебя за твою любовь ко мне…
– Я ее ничем еще не доказал, – скромно сказал Юкинари. Хочешь – докажу? Я бы приходил сто ночей подряд к твоим воротам, если бы ты только приказала!..
– Нет! – воскликнула она. – Только не это, не это… Это уже было…
– Сто лет назад, – согласился Юкинари, удивленный ее испугом. – Была такая женщина, Оно-но Комати, она тоже писала стихи и велела кому-то из придворных приходить к ней сто ночей подряд. Только он не дождался – на сотую ночь умер. Говорят, прямо под ее воротами…
– На самом деле все было не так… – прошептала красавица. – И не говори мне больше об этом. Оно-но Комати была безумна, когда придумала это испытание, а я вовсе не хочу тебя испытывать. Я просто хочу быть с тобой счастлива. Я просто хочу любить тебя!
Но воскликнула она это так, что более опытный мужчина услышал бы в голосе отчаяние.
– И я хочу любить тебя, – немедленно отвечал Юкинари. – И я рад был бы терпеть ради тебя те девяносто девять бессонных ночей… Так давай же постелим на пол нашу одежду…
Он протянул руки и коснулся узких плеч красавицы.
– Постой, постой… – прошептала та. – Дай насмотреться на тебя…
А сама уже грациозно опускалась на колени, и вместе с нею опустился юноша.
– Приди – на твою любовь отвечу такой любовью, что звезды… – произнес Юкинари. – А дальше? Что же дальше?
– Не знаю, – ответила красавица. – я не успела дописать эти стихи… я начала их так давно… Но они нашли тебя – вот что главное! Осторожно… не сомни свою шапку… давай ее сюда…
Юкинари было страшно.
Стоявшая перед ним на коленях, глаза в глаза, женщина сгорала от любви. Каждое прикосновение ее легких рук и даже каждый взгляд были поцелуями. Он знал, что любовь между мужчиной и женщиной должна быть прекрасна и возвышенна, но не думал, что она живет на кончиках пальцев. Если бы красавица попросту бросилась ему на шею – было бы понятнее.
Но он и сам боялся прикоснуться грубыми руками к этой полупрозрачной красоте.
Ему недолго пришлось ждать ее в темноте большого зала. Она скользнула, почти не открывая дверей, стремительная и легкая в своих сверкающих светлых шелках. Она взяла его за руку и повела, отодвигая одни перегородки, обходя другие, как будто ей не впервой было вести мужчину по ночному дворцу, отыскивая удобное и тихое местечко.
Она привела его в покои под самым скатом крыши. Уж там-то их никто и никогда не нашел бы. Возможно, что даже в дни государевых пиров сюда не забирались слуги.
И она хотела его любви!
– Я постелю свой кафтан, – сказал Юкинари. – Я нарочно надел «охотничью одежду», она подбита толстым слоем ваты, и нам будет мягко.
– Нам будет хорошо, – улыбнулась она. – Закрой глаза, а я буду тебя целовать в веки…
– А я буду целовать тебя… – повторил он.
И тут в окне появилось лицо – злобное лицо с оскаленными зубами.
Яростные глаза смотрели в лицо красавицы.
– Это ты видела нас… – прошипели черные губы. – Ты умрешь!
