настигли ли их, вместо ночной нечисти, вполне обыкновенные дорожные грабители? Тот, кто спрятался за деревом, вполне мог из-за этого дерева напасть.
Бэнкей остановился, как бы задумался, почесал в затылке, воткнул в снег посох, положил рядом суму из холстины и уверенно направился в кусты – как направляются туда по нужде. Сделав круг, он оказался за дубом, откуда и извлек гадальщика.
– Какой из меня разбойник? – прошамкал старикашка. – Ты погляди на меня – у меня и брови уж от старости пожелтели.
– Брови у тебя пожелтели, это правда, – согласился Бэнкей, – и на вид тебе столько лет, как будто ты гадал еще самому Ямато Такэру. Что же ты в такие преклонные годы бродишь по дорогам, да еще зимой? Неужели нет у тебя внуков, чтобы кормили тебя и ухаживали за тобой?
– Может, и есть, – подмигнул старикашка, – кто ж это может знать? Отпусти меня, монах, я пойду своей дорогой, а ты – своей!
– Деньгами не поделишься? – из любопытства спросил Бэнкей, шиворота, впрочем, из руки не выпуская. Ему все в этом гадальщике не нравилось – и довольно новая, теплая одежда, явно с чужого плеча, и старательное шамканье, не говоря уж о дурацкой попытке спрятаться за деревом.
– Поделюсь, поделюсь! – решив, что все дело только в этом, обрадовался старикашка. – Да отпусти же ты меня, благочестивый монах, чтобы я мог достать деньги!
– Твои руки свободны, – возразил Бэнкей, таща за собой гадальщика к тому месту, где оставил суму и посох. – А что касается денег, то я могу взять в виде пожертвования лишь деньги, заработанные честно. Если же они попали к тебе неположенным путем – оставь их себе, и пусть они отягощают твою карму. Я дурных денег в свой монастырь не понесу.
– Деньги я заработал честно – мне их заплатили молодые господа за хорошее гадание, – заявил старикашка. – Я посоветовал им сменить направление пути. Так что возьми немного и ступай своим путем!
– Это были двое молодых господ в красивой повозке, запряженной рыжим быком с белыми ногами? – уточнил Бэнкей. – И за повозкой следовали носилки?
– Да, и кэраи вели в поводу прекрасного коня цвета метелок тростника. Я поделюсь с тобой этими честно заработанными деньгами, если ты меня отпустишь, – пообещал гадальщик.
– Почему же ты спрятался от меня?
– Я не хотел тебе гадать, – признался старик. – Если вы, монахи, привяжетесь, то уж не отвертеться. А платить мне за гадание ты не стал бы. Видишь ли, я тороплюсь – хочу до темноты попасть в селение. Неохота в такой холод ночевать в кумирне на перекрестке.
– Раз так, то ступай, – позволил Бэнкей, отпуская шиворот.
Старикашка с неожиданной прытью отскочил от монаха.
И тут только Бэнкей ощутил неладное.
Сперва легкой судорогой свело пальцы рук и ног. Потом мелко задрожало что-то в животе и сам собой подтянулся зад.
А старикашка оскалил крепкие желтые зубы, издал что-то вроде скрипучего «Х-хе! Хе-хе!..» и стал медленно пятиться.
Бэнкей метнул в него посох. Острый конец того монашеского посоха при нужде мог бы пробить и ворота, особенно если не новые, а уже малость подгнившие. Старикашка увернулся.
И тут на снег легли синие тени. Внезапно подкрался вечер.
Фальшивый гадальщик сложил пальцы в хитроумную корзинку, набрал в грудь воздуха и резко выдохнул.
Эти приемы Бэнкей тоже знал. Перед тем, как поселиться в монастыре, он обучался у горных отшельников – ямабуси, где и познакомился с тэнгу Остроносом.
Нечисть собиралась с силой, а день уступал место ночи.
– Фудо-ме… – прошептал Бэнкей, призывая на помощь Пылающий меч. Он соединил перед грудью руки. Это уже были не руки, а пребывающий в ножнах меч карающего божества.
– Фудо-ме! – позвал Бэнкей, призывая меч к действию. – Фудо-ме!
Желтобровая нечисть, стоявшая напротив, отшатнулась. Тот, кто принял облик старого бродячего гадальщика, сбился с дыхания. Но наступающая тьма давала ему силу.
Бэнкей внезапно сделал выпад вперед. И рассек правой рукой воздух слева направо. Следующим резким взмахом он прочертил воздух сверху вниз. И увидел, как вспыхнули две серебристые полосы.
Пока они не погасли, Бэнкей нанес по воздуху новый стремительный удар слева направо, и еще один сверху вниз. Линии, не угасая, образовали первый квадрат решетки Кудзи-кири.
– Фудо-ме! – ощущая свою напряженную ладонь лезвием священного Пылающего меча, воскликнул Бэнкей. Главное было – верить и наносить столь быстрые удары, чтобы удержать свечение, пока не будет выстроена вся решетка из девяти полос, пяти продольных и четырех поперечных.
Казалось, и мгновения не прошло – а спасительная и дающая силу решетка Кудзи-кири уже висела в воздухе между монахом и нечистью.
– Кудзи-госин-хо! – разрывая ее руками, крикнул Бэнкей. Теперь он был готов к схватке.
Вот только сражаться было не с кем. Пока он видел серебряные полосы решетки, и только их, фальшивый гадальщик бесследно исчез.
Бэнкей молча соединил руки перед грудью, пряча в воображаемые ножны Пылающий меч Фудо-ме.
Он еще мог разглядеть следы на снегу. Пока совсем не стемнело, следовало разобраться, куда скрылась желтобровая нечисть.
Бэнкей прищурился – следы растоптанных варадзи и днем-то не всегда правильно указывали направление, а сейчас, в полумраке, и вовсе трудно было догадаться, где пятка, а где носок. Однако Бэнкей, таща старикашку за шиворот, убедился, что нечисть весит немало. Вряд ли она унеслась по воздуху, хотя ночью всякое могло случиться. Скорее уж кинулась прочь – туда, откуда взялась. Или засела в кустах, наблюдая за оставшимся без противника монахом.
Решетка Кудзи-кири служила ему, как и всякому начертавшему ее воину, надежной защитой. Но Бэнкей редко испытывал действие решетки и не знал, долго ли она будет его охранять. Поразмыслив, он взял суму и посох, сплюнул и зашагал прочь. Пусть желтобровая нечисть видит – монах не хочет с ней связываться и уходит восвояси. Тем более, что где-то там, куда он уходит, есть небольшое селение, а ночевать лучше под крышей, чем под кустом.
Отойдя довольно далеко, Бэнкей остановился и прислушался.
Решетка Кудзи-кири, давая силу, обостряла впридачу все чувства. Если нечисть кралась следом – Бэнкей увидел бы ее на фоне снега или услышал шаги. Ведь нечисть эта была из плоти, и никуда от собственной плоти деться не могла.
Очевидно, фальшивый гадальщик решил, что монах не станет его преследовать. Они схлестнулись, померялись силами – и оба отступили. Монах пошел своей дорогой…
Откуда желтобровой нечисти было знать, что Бэнкей оберегает путников? Сообщить ей это никто не мог. Припугнув его настолько, что он пустил в ход девятиполосную решетку, и поглядев, как он уходит прочь, нечисть могла и успокоиться…
Бэнкей, ступая по собственным следам, неторопливо пошел назад.
Если фальшивый гадальщик посоветовал Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари изменить направление пути – значит, он, скорее всего, заманивал их в ловушку. Нужно было пойти по колесному следу туда, где путники собирались переждать несколько часов. Это был невинный способ обмануть судьбу – временно отказаться от опасного направления, заехать куда-нибудь в тихое место, отдохнуть и потом преспокойно двигаться туда, куда и собирались. Если молодые господа встретились с гадальщиком уже под вечер – то они, очевидно, заночуют в какой-нибудь горной хижине, попросив пристанища у лесорубов.
Зачем фальшивому гадальщику понадобилось заманивать столько людей в горы, Бэнкей, естественно, не знал. И очень пожалел, что рядом с ним нет тэнгу. Тот в свое время много ему рассказывал про повадки людоедов-йикининки. Но те живут поодиночке и не делают себе запасов на полгода вперед! Кем бы мог быть желтобровый старикашка?
Он нашел место, где повозка свернула с дороги и покатила вверх по горной тропе. Нашел он и другое место – где она чуть не опрокинулась. Снег там был истоптан, как будто в нем возились драконы. И,
