Димка тоже на нас шьет, но он отбился, у него кулаки – будь здоров. И они видели издали, как мы входим к Костяю. А потом впотьмах видели, как я ухожу оттуда. Они же не знали, что там уже сидит эта, как ее… Ну, Костяй кое-что переписал с пленки, и дядя Миша с Генкой собрались уходить. А дяде Мише нужно шесть раз в день принимать лекарство. Наверно, тогда он и уронил таблетку. Они ушли, а я осталась…
– А ты осталась, – мрачно повторил Игрушка.
– Осталась. И вдруг звонок в дверь. Я из ванной крикнула Костяю, что это, наверное, дядя Миша вернулся. А это оказались Могила и очкастый, и я так поняла, что на лестнице ждал еще кто-то. Могила потребовал у Костяя кассету. Костяй понял, с кем имеет дело, и полез в драку. Он здорово приложил очкастого, но и его приложили.
– А ты где была? – вдруг сообразила Наташа.
– Я же говорю – в ванной! – сердито глядя на Игрушку, объяснила Алена. – Это все очень быстро получилось. Когда я выскочила, Костяй и тот очкастый лежали на полу. Могила был в ауте! Он не хотел, а наследил. И тут он вдруг видит меня! И узнает. Мы же раньше в одном дворе жили, пока не переехали. Могила отлично знает, кто я такая, где живу и так далее. Он только думал, что я уже оттуда ушла. Тут он от злости вообще чуть не пришиб Костяя, я ему еле зубы заговорила… Думала, поседею за эту ночь…
– Ничего себе! – ахнула Наташа.
– Чего я ему наобещала! Что на дядю Мишу повлияю! Что заставлю Костяя сжечь, блокноты! Что никакой материал не выйдет! А рядом на полу Костяй лежит…
– А потом?
– Потом он встряхнул очкастого и говорит мне – пошли. Я говорю – а Костяй? Он говорит – к чертям твоего Костяя, авось до утра не сдохнет, а сдохнет, туда и дорога. Я говорю – дай только в ванную зайду, возьму свои манатки. Я вошла, включила воду и шланг на пол положила, но сквозь полотенце его брала. Я же понимала, что через час соседи прибегут и милицию вызовут, а очень мне нужно с ней связываться…
– Но ведь у тебя-то совесть чиста!
– Как ты не понимаешь! – взвилась Алена. – Ну, стали бы меня теребить, я бы раскололась. Но Толяна- то еще поймать надо. А он бы, во-первых, знал, кто его заложил, а во-вторых, на дяде Мише и ребятах отыгрался бы! А у нас свободных денег не было, мы как раз все в японские машины вложили, понимаешь? Мы просто физически не могли от него откупиться» а он не верил! Ну вот, Толян с очкастым меня увели и отвезли знаешь куда? Ко мне домой! И еще чай на кухне пили! Это чтобы я не позвонила сразу в милицию, Толян сказал – ты можешь сгоряча позвонить, остынь и подумай, что с тобой и с твоими будет, если ты это сделаешь…
– А потом?.. – затрепетала Наташа.
– Потом Могила бабу свою прислал. Он думал, что я уже конфисковала у Костяя его блокноты с записями. А я ей мозги запудрила – мол, пробовала сунуться в редакцию и узнала, что там милиция всех костяйских подруг шерстит.
– Примерно так и было, – заметила Наташа, – только это была не милиция!
– Она говорит – меня не знают, заложить меня некому, скажи, где могут лежать эти бумажки. Ну, я ей объяснила про Игрупжин стол. Я же догадалась, что костяйских блокнотов в редакции нет. А у Игрушки в столе кавардак, это я прекрасно помнила. Там и захочешь чего найти – час потратишь. Так что она схватила сразу целую кучу бумаг и блокнотов и сунула в сумку.
– А зачем она взяла фотографию?
– Какую опять фотографию?
– Да все ту же! Где ты в шляпе и с браслетом!
– Я думаю, – сказала Алена, – что она и понятия до сих пор не имеет насчет фотографии. Она же схватила всю кучу, а я с Толяном и очкастым стояла поблизости от редакции и ждала, чем все это кончится. Они бы меня не отпустили, если бы не Игрушка.
– Вот и от меня польза была, – проворчал Игрушка.
– Но я знала, что они в Игрушкиных бумажках ничего не найдут и опять за меня возьмутся. Ведь я после той ночи сбежала из дому и поселилась в мастерской. Толян каким-то образом меня и там нашел. Мы решили, что мне лучше удрать в Ленинград, пока Костяй не оклемается и не даст показания. Ведь мы были уверены, что у него есть какая-то рука наверху, А если сверху скомандуют, то милиция возьмется за дело всерьез, И Генка хотел за мной с утра заехать вместе с Димкой, а я велела им подъезжать прямо к УВД, дура сентиментальная… Я хотела подольше пробыть вот с этим красавцем… а получилось сама знаешь что. Когда Соломин схватил меня, Генка смертельно перепугался. Вот и все.
– Что же ты сопротивлялась, когда тебя в машину тянули?
– Вот когда тебя на ходу неопытный дурак будет в машину втягивать вверх тормашками, я на тебя посмотрю!
– Да-а… – протянула Наташа. – Живешь себе, как пташка божья, и не знаешь, что в городе творится. Рэкетиры развелись, денег требуют…
– И ведь грозятся какими-то кошмарами – жену украсть, машину взорвать! И люди верят! И деньги им платят! – взорвалась Алена. – Мальчишки пятнадцатилетние в банду сбиваются – им подзатыльников надавать, они всю жизнь паиньками будут. А по телефону такого нагородят – боже упаси! И люди платят!
– Прелестное же нам выпало времечко… – отрешенно прокомментировал Игрушка.
– Побольше бы вы, газетчики, писали, что в милиции черт знает что творится! Толян ржал – на днях, говорит, пропечатали, что пятидесяти процентов следователей не хватает, И про оклад следователя тоже, и что их совсем бумажками завалили, всякой дурацкой отчетностью… И что народ из милиции увольняется!
Тут раздался треск мотоцикла. К «жигуленку» подкатил гаишник, за его спиной сидел Зуев, а в коляске – Соломин.
– В целости и сохранности! – доложил гаишник Алене с Наташей, – Распишитесь в получении!
И стоило Зуеву с Соломиным покинуть мотоцикл, тот резво развернулся и умчался.
Глава двадцать третья
ФИНАЛ
– Порядок! – ответил на вопросительные взгляды Соломин, – Ну, Игорь Кошкин, ты молодец! Такого в истории нашего УВД еще не бывало!
– Потому что рэкет только начинается, – поддела Наташа.
– Я как сотрудник отдела коммунистического воспитания тебе авторитетно говорю – не по назначению мы используем наших педагогов! – дергая Соломина за рукав, вмешался Зуев. – С этими героическими женщинами Бастилии брать можно, рецидивистов – голыми руками, а мы заставляем их ковыряться в хрупких детских душах! Непорядок!
– Я думала, она мне голову отвинтит, – сказала Наташа. – До сих пор удивляюсь, как она мне оплеух не надавала!
– Глупая, ей же было противно к тебе прикоснуться, – объяснил Игрушка. – А вдруг она СПИД подцепит?
– А ты, Витька, чего ворон считал? Такую женщину упустил! Вот на ком тебе жениться надо! Тогда уж точно в семье не будет никакого секса! – развеселилась Наташа.
– Это точно, – подал голос Соломин, – От нормальных женщин он в кусты ныряет и дрожит крупной дрожью. Ему, наверно, именно такое чудище подавай.
– В кусты? – припоминая что-то, спросил Игрушка. – Возле колонки, что ли? Ребята, это вы там торчали? Ей-богу, вы!
– Меня, каратека, дзюдоиста, айкидока и прочая, и прочая, скручивают и суют в крапиву! – пожаловался Соломин. – А почему? Потому что навстречу красивая женщина в мини-юбке идет! Я и квакнуть не успел, а мы с ним уже сидим в крапиве!
– Крыша поехала? – свирепо спросил Игрушка Зуева.
– Это была Людмила Ковыльчик!
– Вот оно что…
– Это ее в купальник наряжали, что ли? – спросил Соломин. – Ну и чудак же ты, Витька. Я бы от нее
