шампанское, станут они еще в окно пялиться! И вообще в холле светло, а во дворе темно — много они там разглядят!
Как бы там ни было, хотя Шурик и оказался у окна, слышал он плохо — через три слова четвертое. Пока не вмешался женский голос.
Очевидно, компания привезла с собой какую-то буйную грузинку. Она с совершенно классическим акцентом вызвалась произнести тост, Шурик воспроизвел его близко к тексту и исполнению, хотя сам постоянно сбивался на нормальную речь. Получилось вроде винегрета, но тем забавнее.
— Плыл по морю корабль ы патэрпел крушэные, панымаыш, да? — с соответствующей мимикой изображал Шурик. — Все потонули, спаслись только капитан, боцман и еще юнга.
Тут Шурик вспомнил про кавказский прононс и добавил:
— Сафсэм малшык, так, да?
Смысл анекдотического тоста был такой: крушенцы плыли, плыли и выбились из сил. Капитан сказал: «Боже, если бы ты послал мне столько бревен, сколько раз моя жена мне изменяла!» С неба бац! — целый корабль. Капитан сел и уплыл. С аналогичной просьбой воззвал боцманюга — и получил изрядный плот. Но когда их примеру последовал юнга, свалилась «адын маа-алэнкый хворостына».
— Так выпьем же, товарищи, за женщин, которые не дадут нам погибнуть в трудную минуту! — завершила грузинка почему-то человеческим голосом. И все загалдели.
Томимый неясным предчувствием (он сам так сказал, Шурик любит побаловаться литературным штампом), мой пузатый друг набрался отваги и заглянул в окно. Он справедливо решил, что все заняты спиртным. И что же он увидел? Единственная женщина в компании стояла на почетном месте, у камина, и все лезли к ней чокаться. Ее тост имел бешеный успех. Она слушала комплименты, строила глазки всем сразу и была на седьмом небе от счастья.
Разумеется, этой грузинкой оказалась Аська. Иначе и быть не могло. Это ей вполне соответствовало — искупавшись в канаве и разбомбив поленьями бывшего любовника, изображать светскую даму на уголовной дачке и балдеть от наслаждения.
— Я должен был это предвидеть, — сказал Шурик. — Я же знал, что она ненормальная.
Как бы там ни было, ситуация складывалась дикая. Почему Аська оказалась за столом желанной гостьей и пила шампанское? Что она сказала хозяину дачи? Показала ли расписку? Знает ли, с кем имеет дело? Как ее оттуда выманить?
Шурик по опыту знал, что извлекать Аську из компании, где много свободных и жизнерадостных мужчин, да еще есть шампанское, задача сложная.
Но, с другой стороны, Аська своими штучками, вывертами и анекдотами могла продержать всю компанию в холле несколько часов, и эти часы пролетели бы незаметно.
Ощутив потребность в диалоге, Шурик на цыпочках понесся (я уже не перебиваю его, я уже не комментирую это «понесся», все, молчу!) к навесу, где его ждал Балабол.
Оказывается, Балабол был занят делом. Он старательно разгружал прицеп, причем коробки с утюгами вытаскивал по одной и складировал на полу. Шурик не сразу их даже и заметил. |
— Слушай, — обратился он к Балаболу, как к существу разумному, напрочь забыв про утюжную драму, — кто из них всех твой крутой мужик? Как он выглядит? Аська-то с ним знакома? Когда ты ее на дачу возил, они встречались? Общались?
— Тачка нужна, — ответил на это Балабол, — Где-то здесь наверняка есть тачка.
— Я тебя о деле спрашиваю! — шепотом одернул его Шурик. — Тачки здесь не бегают. Это тебе не город.
— Да нет же! Тачка здесь наверняка имеется! — сказал Балабол. — Должны же они на чем-то удобрения возить, ну, компост…
— На тачке? — изумился Шурик.
— Нет, на «мерседесе!» — вызверился Балабол.
И они, насколько это возможно в потемках, свирепо друг на дружку уставились.
Как ни странно, прав оказался Балабол. Он имел в виду настоящую тачку, об одном колесе, которая наверняка где-то поблизости торчала. А Шурик, предельно городской человек, тачкой называл такси. А это нелитературно.
Разобравшись с лингвистической проблемой, Шурик задумался — а на кой Балаболу среди ночи тачка? Оказалось, он решил вывезти утюги, так сказать, своим ходом. Вообразил себя той самой лошадиной силой, которых несколько десятков в приличном двигателе внутреннего сгорания. Впрочем, Балаболу виднее, кто он есть такой.
— Ты с ума сошел, — сказал ему на это Шурик. — Тебе тачка с пропеллером нужна, чтобы через забор перелетела. А пропеллера тут точно нет.
И он вкратце описал ситуацию возле ворот. Балабол приуныл.
— Ничего! — вдруг воспрял он духом. — Их же можно по одному через забор переправить! Вон он, забор, и не так чтоб высокий!
— Ну, будет у тебя за тем забором гора утюгов, дальше что? — резонно спросил Шурик.
— Дальше видно будет…
И Балабол задумался.
Шурик понимал, что сейчас можно на тачке проскочить даже по ведущей через клубничник дорожке и выскочить в калитку. Население дачи пирует, ему не до того. Но говорить об этом Балаболу, естественно, не стал. Он на секундочку вообразил себе, как Балабол с тачкой, груженной утюгами, летит в канаву, и какой из этого получается переполох. На этой даче и так было много интересных событий — фига в футляре, мужик в чулке, Аська с кавказским тостом. Утюги в канаве — это было бы то самое, что обозначается метафорой «посолить селедку» или числом «22».
Шурику не следовало бы сейчас оставлять Балабола одного. Тому могла прийти в голову еще какая- нибудь нелепая идея, но и Аська нуждалась во внимании. А также Шурик все время держал в голове пропавшего Дружка. К кому в руки он угодил?
Дружок и Аська — вот что по-настоящему беспокоило Шурика. Парень в чулке явно был не из гостей и приближенных к хозяину особ. Иначе зачем бы чулок? На даче намечались какие-то мрачные дела. Следовало поскорее изъять оттуда Аську. И Дружка. Потому что если тут будет стрельба и прольется кровь, возможно, и Дружок окажется этой кровью запачкан. А этого бы не хотелось.
Конечно, тот, к кому угодил в лапы бедный парабеллум, о Шурике и слыхом не слыхал. Он даже под пыткой Шурика не выдаст — мол, вон чей это пистолет! Но Шурику не хотелось так глупо расставаться с Дружком. Возможно даже, что если бы ему пришлось выбирать, кого забрать с собой отсюда, Аську или Дружка, он выбрал бы парабеллум, потому что Аська сама не вчера на свет родилась и из любой передряги выпутается.
Но если насчет Дружка Шурик даже версий не мог строить — тот просто исчез, а взамен судьба подсунула керамическую фигу, — то насчет Аськи Шурик хоть знал, где она.
Шурик пошел наобум.
Он не знал, как вызовет Аську из холла. Он не знал, что скажет в случае, если его поймают. Просто положился на «авось». И поскольку ему не хотелось опять пробегать под окнами, он решил подойти к единственному приоткрытому окну со стороны веранды. По его соображению прохлада уже загнала йога в помещение. А алкаш если даже не повалился в гамак, то наверняка спит где-то в другом подходящем месте.
То, что на веранду, оснащенную плетеными креслами и столиком с пепельницей, наверняка выберется кто-нибудь, чтобы покурить со всеми удобствами, ему в голову, конечно, не пришло.
Видно, судьба берегла Шурика. На веранде оказался вовсе не молчаливый курильщик, которому было интересно понаблюдать за могиканскими перебежками Шурика. На веранде оказался йог. Но он уже не медитировал, а играл на дудочке.
То есть, как объяснил Шурик, йог заиграл крайне вовремя — когда Шурик уже придерживался рукой за перила веранды. Зачем придерживался? А он впритирочку к стенке пробирался, так вот и хватался за все неровности. В том числе и за перила.
От такого сюрприза Шурик пал на четвереньки.
То есть, сперва он опустился на корточки, а потом потерял равновесие. Все очень просто. Тем более,