своих покоях, и призывала меня, а я не мог воспротивиться, ибо аш-Шамардаль научил ее, как следует угрожать мне, чтобы я повиновался.
И она всякий раз обещала мне, что окончательно закроет для меня Врата огня, а я вынужден был повиноваться ей, чтобы не погибнуть, ибо аш-Шамардаль мог сделать это.
И я не знал, что происходит за стенами тех комнат, где она открывала кувшин, пока однажды крышка не была снята, и я не начал творить то, к чему меня обязало заклинание аш-Шамардаля, и вдруг оказалось, что со мной не женщина сорока лет, а девушка двадцати лет! И я расспросил ее, и оказалось, что она похитила кувшин, и я попросил ее о помощи.
И некоторое время я находился в кувшине, а потом его открыли, и я услышал радостные голоса, и это были голоса моих родственников из рода Раджмуса! И я вышел из кувшина, и рассказал им, что Врата огня для меня почти закрыты, а мой дядя, старший в той семье, осведомил меня, как стало известно, где спрятан кувшин. И он описал женщину, на лице у которой знак шайтана, и я крайне удивился и сказал, что еще совсем недавно никакого знака на ней не было, и что это сделали ее враги, чтобы призвать на ее голову бедствия, а сама она – из правоверных, и призывает имя Аллаха вполне искренне.
Тогда мой дядя раскаялся в том, что был с ней груб и не оказал ей должной помощи. И он сказал мне так:
– О сын моего брата, о Маймун ибн Дамдам! Заклятие, которое на тебя наложили, таково, что мы не знаем, как снова открыть для тебя Врата огня. Я отправлюсь к нашему царю, и расскажу ему о твоем горе, и он созовет своих подданных, и кто-нибудь наверняка найдет нужное средство. А пока оставайся с нами и жди.
И он отправился к Синему царю, и осведомил его о моем деле, и тот обещал оказать мне поддержку, и послал гонцов, чтобы собрать старших во всех родах подвластных ему джиннов, а мой дядя вернулся и рассказал мне об этом.
– О дядюшка! – сказал я ему. – Пока наши родственники ищут способа выручить меня, нет ли возможности помочь той, что освободила меня от этой проклятой Анис-аль-Джалис? Ведь произошло то, чего желали ее враги! Ты принял ее за одну из тех, кто верует в шайтана, и отправил туда, где ее ждет погибель!
– О дитя! – сказал мой дядя. – Мне стыдно, что я не поверил ей, когда она призывала имя Аллаха. Насколько я понимаю, ее обстоятельства сложны и причудливы. У тебя нет сейчас силы и огня, чтобы отправиться к ней в своем подлинном облике, – но что ты скажешь о том, чтобы войти в чье-то тело и таким образом отслужить ей и отблагодарить ее? Тогда ты понемногу разберешься во всем, что ее окружает, и поймешь, кто ее враги, и призовешь на помощь всех нас. А мы тем временем найдем способ открыть для тебя Врата огня!
– На голове и на глазах! – отвечал я.
И мой двоюродный брат взял меня, и мы полетели, и стали искать эту девушку. Сперва мы побывали у озерных жителей и узнали, что они приняли девушку за посланницу небес и спустившуюся на землю звезду аль-Гуль, а поскольку эти несчастные веруют в шайтана, то они решили, будто ей суждено возглавить их войско и завоевать с ними все семь климатов! Потом мы отправились по следу этого войска, и видели, как оно проникло в долину возле Черного ущелья и собирает там неизвестно кем брошенную добычу. И мы отправились следом за девушкой и ее людьми, но мы могли передвигаться лишь ночью, чтобы ангелы Аллаха не поразили нас стрелами. И мы оказались свидетелями того, как большое войско захватило маленький отряд, и взяло в плен его предводителя, и сорвало с него золотую маску. А у него был конь, вороной и с белыми ногами, который сражался как воин, и когда он увидел, что не может помочь хозяину, то убежал.
– Посмотри, на каком верблюде едет твоя девушка! – сказал мне мой брат. – Если он не помрет от старости сегодня, то это непременно случится завтра!
– Нет для меня иного пути отслужить ей за помощь, кроме воплощения в теле того прекрасного коня, которого мы тобой видели, клянусь Аллахом! – сказал я. – Он теперь бродит по пустыне, и тоскует по хозяину, и наилучшее, что я могу сделать, – это войти в коня, и привести его к девушке, и таким образом сопровождать ее в странствиях. И при этом оба мы будем в безопасности, ведь я всегда смогу унести ее от врагов, а мои враги не догадаются искать меня в таком образе!
И я вселился в этого коня, и догнал девушку с ее войском из тридцати или немногим более человек, с которым она отправилась завоевывать семь климатов, и оказалось, что она действительно на это способна!
Ведь она спасла от смерти царевича Ади аль-Асвада тогда, когда ангелы Мункар и Накир уже вели спор о его душе!
А потом она покинула Хиру, и я сопровождал ее в ар-Руху, и дальше, в земли огнепоклонников, вплоть до этого дня, когда она отправилась вызволять из замка младенца, а я, обеспокоившись за нее, сбежал из лагеря и встретился с тобой, о гуль.
– Твоя история воистину необычайна и поучительна, – поняв молчание джинна как ожидание похвалы, сказал Хайсагур. – Вот что случается с мужами из-за ущербных разумом. Сперва ты был вынужден скрываться из-за одной женщины, потом тебя ввергла в неприятности другая, хранительница кувшина, а окончательно погубила третья – и еще неизвестно, когда ученые мужи, объединив усилия, избавят тебя от ее козней, дадут тебе отдых от ее зла и откроют для тебя Врата огня. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что в землях правоверных женщинам дано слишком много власти…
– Сам пророк указал в Коране их права, и если посчитать, то прав у них окажется куда больше, чем обязанностей, – согласился Маймун ибн Дамдам. – И они злоупотребляют своим положением, и вымогают у мужчин не только то, на что способна щедрость, но и много больше! Знаешь ли ты историю о женщине и вазире халифа аль-Муктадира, Хамиде ибн аль-Аббасе?
– Ради Аллаха, расскажи мне эту историю, – как положено вежливому собеседнику, попросил Хайсагур.
– Однажды какая-то женщина, остановив Хамида ибн аль-Аббаса на дороге, пожаловалась ему на свою бедность, попросила вспомоществования и вручила прошение, которое принесла с собой. Он сел и подписал бумагу, согласно которой ей должны были выдать двести динаров. Казначей не захотел выплачивать такую сумму простолюдинке и спросил об этом Хамида, который ответил, что думал о двухстах дирхемах. Но поскольку по воле Аллаха он написал двести динаров, то от своих слов уже не отступится. И вазир велел казначею выплатить женщине все деньги.
– Немалые деньги, клянусь Аллахом! – заметил гуль.
– Спустя несколько дней некто вручил Хамиду ибн аль-Аббасу прошение, – продолжал джинн, – в котором говорилось, что человек этот и его жена раньше были бедны, а потом жена обратилась к вазиру, и тот дал ей двести динаров, после чего она возомнила о себе и теперь пытается заставить его развестись с ней. И он просил вазира велеть кому-нибудь обуздать его жену. Хамид рассмеялся и повелел выдать человеку двести динаров, говоря: «Дайте ему эти деньги и скажите, что он теперь сравнялся богатством со своей женой, и она больше не будет требовать развода». Тот человек взял деньги и ушел домой богачом.
– Верно говорят дети арабов – кто щедр, то и властвует, – Хайсагур усмехнулся. – Как было бы прекрасно, если бы нас в нашем теперешнем положении могли спасти двести динаров… Единственное, на что я надеялся, – вот этот бронзовый пенал. Но если он не содержит в себе никакого волшебства…
– А как он попал к тебе, о гуль? Может быть, кто-то продал его тебе вместо талисмана? Такие случаи бывали, – сказал Маймун ибн Дамдам. – Несложно нацарапать на бронзовой стенке всякие бестолковые слова.
– Смотри сам, – Хайсагур поднес пенал к конской морде. – Начала я не разобрал, но вот тут поминается вся земля в длину и в ширину, и некий круг небосвода, и предлагается призвать грохочущий гром…
– Грохочущий Гром? Это же имя ифрита!
– Потише, потише, о друг Аллаха! – взмолился Хайсагур, схватившись за голову. – Когда ты так вопишь, мне кажется, что мой череп раскалывается изнутри. Нас, гулей, и без того зовут людьми с расщепленными головами, так что моему черепу будет очень легко треснуть и развалиться.
– Как попал к тебе пенал с этим гнусным именем? Ради Аллаха, кто дал тебе этот пенал? – не унимался
