оказывалось наполненным чистой водой.
Следы появились на краю этого маленького водоема и к нему же приводили обратно.
Джейран босыми ногами ощупала дно – и, судя по всему, крышка люка была во всю величину дна. Оставалось лишь подмести муку и дождаться вечера.
Тот, кто приносил поднос с едой, делал это перед рассветом. Караулить не имело смысла, а работы Джейран никогда не боялась. К кожаному ведру она была приучена с детства, и вычерпать водоем – нетрудное дело для того, кто целыми вечерами вытягивал ведра из глубокого колодца и переливал их в каменные бадьи, чтобы напоить скот.
Предстояла девушке и другая работа – снова натаскать воды из ближнего ручейка, чтобы никто не догадался о ее затеях.
Призвав на помощь Аллаха, вооружившись его именем, Джейран вытащила первое ведро, вынесла и выплеснула в кусты. Последнюю воду она извлекла из водоема, бросив туда покрывало, которое потом насухо выжала и повесила на эйване.
Она обнаружила отверстие для поступления воды и другое, гораздо ниже, для стока воды, в которое проходила кисть ее руки, и нашарила также заслонку, которая удерживала воду, не позволяя ей раньше времени уйти по трубам-кубурам в большую трубу, собирающую в себя грязную воду со всего хаммама.
Обычно хаммам в городе ставили так, чтобы сзади был большой овраг, куда удобно спускать грязную воду, а если случайно вместе с ней уплывет повязка или покрывало – чтобы без затруднений найти их на склоне.
Сказав себе, что неплохо бы разобраться, куда уходит грязная вода из большой трубы райского хаммама, Джейран отправилась разыскивать орудие, которое позволило бы ей приподнять плотно притертую крышку люка.
Ножа в ее хозяйстве не было, да и на что нож женщине, вся забота которой – возня в хаммаме и стирка покрывал? Пища ей тоже доставлялась такая, что не требовала разрезания, а если в миске и было что-то жидкое, то ложку приносили и уносили… Джейран, естественно, подумала про черенок ложки, но такова уж оказалась в тот день воля Аллаха, что ложки ей не принесли. Другим возможным орудием была бы палка. Но не росло поблизости дерева, ветка которого могла бы стать этой палкой.
Третье, о чем подумала Джейран, было черепком от толстой миски.
Она думала, что одного черепка окажется достаточно, но их пришлось вставить в щель несколько, наподобие клиньев, прежде чем удалось просунуть пальцы и уцепиться снизу за край толстого люка.
Пока Джейран возилась с водоемом, окончательно стемнело, а огня у нее не было, так что последние свои действия она совершала почти на ощупь.
Откинув крышку люка и придерживаясь за края водоема, она спустила вниз ноги и нашарила ступеньки.
Их оказалось шесть. Голова Джейран еще не скрылась в отверстии люка, а ноги уже стояли на полу некого узкого коридора, и нужно было пригнуться, чтобы ходить по нему. Но Джейран предпочла выбраться наверх и уничтожить все следы своей деятельности. Она боялась ходить в кромешной тьме там, где ничто хорошее ее не ожидало.
Натаскав воды из ручья, который она сперва искренне посчитала райским источником Каусаром, она заполнила углубление и, немало устав от всей этой возни, легла спать.
Утром, поев, она спустилась по ступенькам эйвана и стала рисовать на песке прутиком план своего хаммама. Получалось так, что он простирался не вглубь горы, а как бы вдоль склона. Потом она деловито измерила шагами расстояния внутри и снаружи; по положению большого котла-хумы, из которого через отверстие она черпала горячую воду, установила, где топка, и нужно ей это было затем, чтобы понять, куда и откуда может вести подземный коридор.
А потом, когда она уже стерла с песка свои рисунки, в хаммам пришли Сабиха и Махмуда, истомленные бурной ночью и почему-то недовольные друг другом. Часть этого недовольства излилась на всегда бессловесную Джейран.
Девушка не надеялась увидеть их так рано и не придумала заранее то сложное вранье, которое помогло бы ей выпросить светильник. Но, видно, Аллаху угодны были ее ночные подвиги, и повод для просьбы объявился сам, без всякого старания девушки. Повод этот имел вид пятна на белом покрывале, которое попалось на глаза Махмуде. Пятно было большое, вполне отчетливое, и если бы Джейран заметила его, то уж наверняка попыталась бы отстирать. Но покрывало было то самое, которым она добывала последнюю воду из маленького водоема, а полоскала в ручье после заката.
Невольницы Фатимы потребовали от банщицы оправданий, а требующий получает, как всем известно, желаемое. Они и получили ответ – в день, когда хаммам посетили все семь знакомых Джейран гурий, она завершила стирку уже в полумраке, и, разумеется, не оставила бы пятна, если бы ее снабдили светильником.
Так и вышло, что вместе со следующим завтраком девушка получила и глиняный светильник, заправленный вонючим маслом. Но об ароматах она и не мечтала. В ту же ночь Джейран проделала с люком все то, что в предыдущую, но на сей раз уже быстрее. Засунув на всякий случай за пояс большой и крепкий черепок, она спустилась в коридор и двинулась не в сторону топки, а в противоположную, и сделала дюжину шагов, ведя одной рукой по стене, а другой держа на уровне глаз светильник, и оказалась, по ее расчетам, под той комнатой, в которой ночевала. Джейран пошла дальше – и вскоре, выйдя за пределы дома, примыкавшего к хаммаму, оказалась уже под зарослями цветущих кустарников. И, наконец, она обнаружила еще одну лестницу.
Поставив светильник под нижнюю ступеньку, Джейран поднялась настолько, что, будь она в хаммаме, оказалась бы на уровне крыши эйвана. Витая лестница уткнулась в потолок – и, обшарив его, Джейран поняла, что над ней очередной люк.
Это был тяжелый люк, сколоченный из очень толстых досок, и поднять его было бы под силу разве что очень крепкому мужчине. Джейран, которая, при всей своей безответности, обладала немалым упрямством, очень обиделась – это означало, что нет ей проку ни от коридора и ни от лестницы. На всякий случай она, призвав на помощь Аллаха, поскребла черепком между краем люка и потолком. И ей показалось, что камень поддается черепку.
Джейран спустилась за светильником, вернулась к люку и убедилась, что если усердно скрести в одном месте, то можно расширить уже имеющуюся щель, которая была вдвое тоньше ее мизинца. Еще не заботясь о том, каково ей будет поднимать люк, Джейран принялась было расширять щель, но вдруг услышала наверху шаги.
Кто-то подбежал к люку.
Потом наступило молчание.
А потом женский голос неуверенно произнес:
– Ради Всевышнего, есть там кто-нибудь живой?
Джейран затаилась.
– Я ведь слышала шум своими ушами! – продолжала женщина. – Если ты такой же узник, как и я, отзовись!
Джейран молчала. Один раз она уже угодила в ловушку Фатимы, этого с нее было довольно.
– Я не знаю, в Аллаха ты веруешь или в Христа, – сказала женщина. – Но обоими ими я заклинаю тебя – отзовись! Если тебя тоже обманом взяли в этот дьявольский рай, если тебя тоже мучают здесь, если ты тоже хочешь вырваться на свободу – отзовись, умоляю тебя!
– Велик Аллах, – произнесла Джейран. – Кто ты, о несчастная?
– Шагай, шагай, о сын греха! Не уподобляйся верблюду, который не ускорит шага, пока к его бокам и поводьям не подвесят колокольчики! Если тебе тоже необходим шум, чтобы двигаться быстрее, я повешу тебе на задницу бубен, и он будет хлопать тебя на ходу, и звенеть, и ты побежишь, как конь на ристалище!
– А если ты будешь торопить меня, о Саид, я сяду посреди дороги, и буду призывать имя Аллаха, и показывать на тебя пальцем всем прохожим, и говорить им – вот причина моих бедствий, о правоверные, рассудите меня с ним во имя Аллаха! И соберется толпа, и тебя схватят, и ты…
– А я сяду на перекрестке, о Мамед, и буду показывать на тебя пальцем, и призывать имя Аллаха, и
