Елизаветинской и в двух станицах бывшей Бийской линии – Чарышской и Змеиногорской) [43].
На территориях отдельных казачьих войск в процессе становления новых высших органов местной власти наблюдалась своя специфика. В Астраханской губернии, например, она выразилась в том, что здесь во главе оказались казачьи генералы, которые поставили под свой контроль не только Астраханское войско, но и всю губернию. Председателем образованного 4 марта Временного губернского исполнительного комитета стал казачий генерал-майор Ляхов [44]. В этот же день большая группа казачьих офицеров выступила с заявлением в адрес данного комитета, в котором от имени астраханского казачества, 1-го Войско-
вого круга Астраханского казачьего войска[43], заявила о признании казаками Временного правительства и его органов власти [45]. Наказной атаман Астраханского казачьего войска и губернатор Астраханской губернии генерал Соколовский был отстранен от занимаемых должностей. Временным губернатором был назначен также казачий генерал И.А. Бирюков, а пост атамана занял казачий полковник Соколов [46].
Специфическая внутриполитическая обстановка складывалась на территории Терского казачьего войска. Во многом это обуславливалось сильным влиянием на происходившие там политические процессы местного этнического фактора. Буквально в один день, 5 марта, в столице войска г. Владикавказе образуется сразу два политических центра: Терский областной гражданский комитет и «Союз объединенных горцев». Во временный центральный комитет последнего под председательством Б. Шаханова вошли также Т. Чермоев, князья Р. Капланов, Т. Пензулаев и ряд других видных горских деятелей. Дворянских и буржуазных лидеров различных горских народов объединил ярый национальный курс. Основной функцией временного ЦК «Союза объединенных горцев» стала громкая национальная пропагандистская кампания по подготовке съезда горских народов Кавказа [47]. Она проходила под откровенными антирусскими и антиказачьими лозунгами, обострявшими межнациональные отношения в крае.
Таким образом, сложившееся в стране двоевластие в казачьих станицах и хуторах практически не существовало. В некоторых случаях, и то с определенной оговоркой, можно говорить об особенной, своеобразной форме двоевластия в казачьих областях – правительственных комиссаров и местных исполкомов и казачьих органов управления. На Тереке к ним добавляется национальный «Союз объединенных горцев» и оформляется некое троевластие.
На смену государственной власти казачье население в общем и целом реагировало спокойно. Правящие структуры старого режима стремились сохранить такую ситуацию для разрешения вопроса о власти на местах без эксцессов и какого-либо стихийного движения широких слоев населения, способного дестабилизировать ситуацию. Так, в предписании временного генерал-губернатора Терской области и наказного атамана Терского войска атаманам отделов, начальникам округов и полицмейстерам от 5 марта 1917 года говорилось о необходимости всеми средствами поддерживать среди жителей области спокойствие и не допускать никаких поступков, способных вызвать их раздражение [48].
Все же среди казачества чувствовалась определенная растерянность, вызванная как отзвуками столичных политических бурь, так и неясностью дальнейшего развития событий на местах. К тому же в происходившем они разбирались несильно.
Оценивая реакцию основной массы и станичного, и фронтового казачества, тогдашние казачьи лидеры единодушно говорили о господстве растерянности, замешательства, неуверенности, непонимания сущности происходивших событий. Так, характеризуя позицию оренбургских казаков, бывший полковник дутовской армии И.Г. Акулинин отмечал, что в первое время после Февральской революции «оренбургские казаки, как в станицах, так и на фронте, не отдавали себе отчета о происходящих событиях и не знали, как их воспринимать» [49]. Аналогично реакцию казачества на революционные события в стране, находясь в эмиграции, охарактеризовал ставший первым после революции войсковым атаманом Кубанского казачьего войска генерал-лейтенант А.П. Филимонов: «Февральский переворот застал казачье население врасплох. Сущность и значение политических событий усваивались с трудом и вселяли в умы наиболее домовитых казаков большие тревоги» [50]. Настороженность казачества по отношению к новой власти была вполне объяснима. Оно опасалось, что крушение старой государственной власти может повлечь за собой изменение сложившихся порядков и установлений. Прежде всего казаки беспокоились за свои права на войсковые земли. По словам генерала П.Н. Краснова, командовавшего в то время 1-й Кубанской казачьей дивизией, казаков «больше всего интересовали вопросы „данного политического момента“ и, „конечно, земля, земля, земля...“ [51]. Их тревоги возрастали под влиянием усиливавшихся требований коренного и иногороднего крестьянства о разделе казачьих земель. Напряжение в отношениях казаков и крестьян росло очень быстро. Особенно остро этот вопрос весной 1917 года встал на Дону. Уже в 20-х числах марта временный войсковой атаман Е.А. Волошинов отправляет на имя Председателя Совета Министров телеграмму, в которой говорилось, что слухи о предполагаемом якобы отбирании земли у казачества и ограничении его прав обостряют отношения между казаками и неказаками. Он признавал необходимым „немедленное обращение Временного правительства к населению Дона с указанием, что казачья земля... отчуждению не подлежит, а права и привилегии казаков остаются за ними“ [52]. Тревожное сообщение донского атамана не осталось без внимания, и уже 3 апреля на заседании Временного правительства принимается решение срочно обратиться к населению области войска Донского с воззванием, подтверждающим права казаков на землю [53]. Через несколько дней официальная правительственная телеграмма с текстом этого обращения отправляется на Дон [54]. Она была опубликована в местной печати. Но обеспокоенность казаков не ослабевала.
В скором времени после Февральской революции аграрный вопрос стал выходить на первый план в Астраханском, Уральском (Яицком) и Сибирском войсках. На их территориях начались массовые самовольные захваты казачьих земель крестьянами, а в Уральском и Сибирском войсках еще и местными казахами. Дело дошло до того, что высшие казачьи властные органы вынуждены были также обращаться со специальными посланиями по данному вопросу к Временному правительству. Так, казачьи власти Астраханского войска просили правительство оградить войсковые земли от крестьянских захватов в Астраханской и Саратовской губерниях [55]. На территории Сибирского войска казачьи земли были захвачены казахами в Акмолинской и Семипалатинской областях. Обращения казачьих властей к правительству успеха не возымели. Тогда во избежание дальнейшего обострения ситуации Войсковая управа Сибирского войска направила особое воззвание по этому поводу национальным казахским лидерам. А позднее аналогичное послание было отправлено в адрес съезда казахских буржуазных националистов, в котором, среди прочего, содержалось требование призвать казахское население «...спокойно ожидать разрешение всех земельных споров и недоразумений Учредительным собранием» [56]. Весной 1917 года начались многочисленные самовольные вторжения казахов Букеевской орды на пастбищные земли Уральского казачьего войска. Они приводили к серьезным столкновениям с немногочисленной казачьей стороной [57].
Складывавшаяся довольно напряженная ситуация между казаками и крестьянами не помешала, однако, их совместным выступлениям весной 1917 г. в некоторых войсках против местных помещиков. Это имело место, в частности, на Дону и Кубани [58]. При этом казаки надеялись не столько увеличить за счет помещичьих земель свои паевые наделы, сколько хотя бы частично удовлетворить земельные требования крестьян и таким образом обезопасить войсковые земли от их настойчивых притязаний. В то же самое время права крестьян на помещичьи земли казачьи лидеры признавали только за коренным крестьянством.
В Забайкалье казаки вместе с крестьянами добивались передачи им «кабинетских» земель. А в Сибири казаки требовали отчуждения всех частновладельческих земель в войсковой запас без всякого выкупа [59]. Как видим, сама аграрная проблема и пути ее разрешения в различных войсках представлялись по-разному, с учетом своеобразия местных условий, настроений основной массы казачества, его взаимоотношений с крестьянством.
И армейское фронтовое, и станичное казачество встретило Февральскую революцию с известной растерянностью, в определенной мере даже с замешательством. Такая реакция была обусловлена как привычным и довольно устойчивым восприятием существовавших государственно-политических основ и соответствующих государственных властных институтов, так и экстраординарностью происходивших событий, их масштабностью, значимостью политических последствий и определенным непониманием их внутренней сущности. Следствием этого явились известная тревога, неуверенность в сознании и поведении казаков. В то же самое время фронтовое казачество гораздо более быстро преодолело это состояние и спустя некоторое время включилось в происходившие бурные общественно-политические процессы.
