Зиновьев позвонил час назад, когда Дашка с Франком шли в отель. Говорили они не очень долго. И договорились, что он не будет больше перезванивать Дарье, принимая во внимание ее дикую усталость.
Дашка едва не уснула в душевой кабине. Она уже задремала, согретая мелкой водяной горячей «пылью», но ее потревожил стук в дверь. Сначала просто требовательный, а через минуту просто наглый.
Дарья вылезла из пены, закуталась в белый халат, закрутила волосы полотенцем, и открыла, не спрашивая «кто там?».
И зря. В номер к ней ввалилась Сигрен, которую пытался остановить Франк.
– Дашка! Это кошмар! Сигрен! Это кошмар! Не надо никаких ночных разговоров. Дашка! Ее надо уложить спать! Она очень много пила вино, она есть очень сильно не трезва.
Подруга «голландского сыра», видать, хотела выяснять отношения, но два обстоятельства ей мешали это сделать. Первое – она была ни в зуб ногой в «великом и могучем». Второе – она не смогла бы это сделать по причине... полной несостоятельности – дама с трудом стояла на ногах.
– Франк! Что случилось? Что ей нужно?
– Ей нужно спросить у тебя, чем ты лучше ее?
– Объясни ей, что все относительно!
– О, этот великий еврей Эйнштейн! Дашка, тут Сигрен впереди нас с тобой. Про теорию относительности она знает очень хорошо, Дашка! Сигрен – математик и физик!
Подруга Франка между тем прорвалась к столу в номере Дарьи и водрузила на него бутылку вина. И широким жестом пригласила всех к столу. Дашка поморщилась. Пить ночью в номере отеля с иностранным гражданином и его сумасшедшей гражданкой, которая не говорила по-русски, она не хотела категорически.
– Франк! – взмолилась Дарья. – Я не могу! Я устала. Кроме того, я практически не пью. И самое страшное – я ненавижу пьянство. Это у меня в крови, как у пьяницы – алкоголь!
– Я тебя понял, Дашка! Просто помоги мне. Надо, чтобы Сигрен выпила, и мы отведем ее в наш номер.
Но он, видимо, плохо знал свою подружку. Выпив вина почти полный стакан, Сигрен впала в состояние вселенской любви ко всем ближним, включая Дарью. Она тарабанила без устали на языке предков, громко смеялась, закидывая голову назад, и томно закатывала глаза. Франк что-то резко сказал ей. Она ответила не менее резко.
– Что? – спросила его Даша.
– Дашка! Она сошла с ума! Она еще никогда так себя не вела. Я понимаю. Она ревнует.
– Так объясни ей, что мы с тобой друзья – не более! И валите к себе!
– Я ей объяснил, но она не верит. А «валите» – это как снег?
– Что?! Какой снег?
– «Валится снег» – «томбэ ля нэжэ»...
– Ага! Почти! Только «томбэ ля нэжэ» от моего «валите» сильно отличается! Франк, я тебя умоляю: тащи спать свою красоту неописуемую и ревнивую, я тоже спать хочу!
Вдвоем они с трудом отвели Сигрен в их номер 12а. Причем Дашке пришлось нести перед носом голландской барышни початую бутылку вина, за которой она и шла, как осел за морковкой. А у двери в номер устроила такой концерт по заявкам, что из соседних номеров повыскакивали жильцы.
– Дашка! Ты могла бы ненадолго зайти к нам? Ты можешь даже переночевать у нас! У нас большой номер!
– Ты с ума сошел? У меня свой номер, и я привыкла спать одна, а не в компании!
Дарья запахнула поплотнее халат и, резко развернувшись, понеслась к себе. «Нет, все-таки я правильно тогда поняла этого «сыра голландского», когда он написал, что приедет в Париж с подружкой! И квартал этот – парижских «красных фонарей»! Тьфу, извращенцы! Танго аргентинское! «Я покажу тебе Париж»! «Валится снег»!
Она влетела в свой номер, заперла двери и нырнула в ванную, где плотно закрыла створку душевой кабины. Она фыркала и оттаивала под ласковыми теплыми струями воды и вспоминала Сигрен. Дашке всегда казалось, что в таком виде ночью может предстать исключительно русская тетка. Всплыл в памяти анекдот про то, как муж услышал звонок в дверь среди ночи, открыл и увидел на пороге жену, пьяную вдрызг, в порванных колготках и одной туфле. «Неужели ты думаешь, что я тебя такую пущу домой?» – любезно поинтересовался супруг. «На фиг надо! Я за гитарой!» – ответила дражайшая...
Оказывается, и «сыры голландские» способны «за гитарой» прийти!
Дашка расхохоталась. Она очень хотела сейчас рассказать про все Зиновьеву, но пожалела Василия. Ночь все-таки, причем в Питере – глубокая ночь!
Настроение после водных процедур улучшилось. Все-таки, что ни говори, вода – это лекарство. Хотелось чаю, настоящего, по-домашнему круто заваренного в прозрачном стильном чайнике из огнеупорного стекла. Хороший чай – это то, чего Даше всегда не хватало, если она была не дома.
Но помечтать о крепком чае Дарье не дали. В дверь номера робко постучались. Она прислушалась: может, показалось?
Не показалось. Стук повторился, будто мышь скреблась.
На сей раз она не спешила распахивать дверь, спросила в щелочку:
– Кто там?
– Дашка! Это я, Франк! – «Сыр голландский» говорил шепотом.
– Франк, вали спать, пожалуйста.
– Дашка, я извиниться пришел.
– Ну, извиняйся и уходи!
– Дашка, а ты открой! Я не могу извиняться так...
– Франк! Я спать хочу! Вы достали меня сегодня!
– Дарья! Как это по-русски – «достали»? Откуда «достали»?
Даша благоразумно промолчала, чтобы прервать общение через замочную скважину.
«Еще один «за гитарой»!» – со злостью, совсем не свойственной ее характеру, подумала она.
Франк еще немного поскребся под дверью, поныл, промычал извинения и, наконец, ушел.
Весь следующий день Даша хотела провести в постели, так как не выспалась и была зла на своих голландских друзей. Но это было не вежливо, к тому же Франк де Витт и его подруга в этот день уезжали из Парижа.
Дарья привела себя в порядок и отправилась в номер 12а. Самое смешное, что все было как и накануне: «сыр голландский» вновь дефилировал по номеру в чем мать родила – жарко ему, что ли? Только на сей раз все было куда смешнее. Дарья ведь шла попрощаться, а Франк де Витт посчитал своим долгом извиниться за ночное беспокойство. А поскольку открыл двери опять в непотребном виде, то кинулся искать свои штаны, чем насмешил Дашу.
С трудом попадая ногой в штанину, голландец ругался по-русски, как пьяный сапожник. Причем, похоже, он совсем не понимал, что произносит отборные матерные слова.
Глядя на него, Дарья расхохоталась во весь голос. Франк виновато посмотрел на нее:
– Я говорю что-то смешное?
– Ты говоришь слова, которые у нас употреблять не принято!
– Почему? Я читал их в учебнике!
– В каком учебнике?
– Я тебе сейчас покажу! – Франк, наконец, влез в штаны и, придерживая их на тощеньком заду, полез под стол, где у него стояла большая спортивная сумка. Из нее он достал словарь выражений ненормативной лексики «Русское сквернословие».
– Мама дорогая! Да кто же по такому «учебнику» учит язык?!
Накануне Даша слышала от приятеля кое-что, но она и подумать не могла, что он пользуется в обиходе русским матом, сочла, что ей послышалось.
– Дашка, я буду писать тебе! У меня очень много вопросов по русскому языку. – Франк засуетился,
