– Опа! – сказала сама себе Лариса и честно ответила: «С каким Шуриком?»
Ответ пришел мгновенно: «С Шуриком Корытниковым».
Лариса не поняла, что это могло бы значить, но смутно догадалась, что будет дальше.
«Звоните!» – написала она и добавила свой номер телефона.
Звонок прозвенел, едва письмо скользнуло в пустоту Инета по электронным проводам.
– Здравствуйте! – Голос этот Лара слышала впервые.
– Здравствуйте!
– Вы – Лариса?
– Да... А вы откуда?..
– Я вам сейчас все объясню. Все-все! – Далекая женщина говорила торопливо, будто боялась, что Лариса ее не дослушает. – Я сегодня получила письмо от Шурика. Мы с ним давно знакомы. И не просто знакомы, а... Ну, в общем, Шурик – мой жених!
Лариса чуть не задохнулась от услышанного.
– Ну вот... Я получила от него письмо. А к письму каким-то образом приклеился ваш адрес... Я не знаю, как это произошло. Я сразу поняла, что это адрес женщины, потому что в нем – ваше имя. Вот я и решила написать вам. Знаете, я подозреваю, что Шурик не совсем честен со мной, поэтому, извините, решила проверить...
Женщина помолчала. Судорожно вздохнула и продолжала:
– Так вы... Шурика... знаете?
– Знаю. – Лариса закусила губу.
– А он вам... кто?
– А он нам... жених!
Шурик Корытников с детства играл в разведчиков. Сначала с мальчишками во дворе, а когда подрос, ему эти детские игрушки надоели, а фантазии перли, как перестоявшее тесто из кастрюли перед праздником, и тогда он стал играть сам с собой. Он придумывал какие-то комбинации, сочиняя себе иную, чем была в реальности, жизнь. А что делать, если собственная жизнь складывалась посредственной и не такой яркой, как хотелось бы.
И угораздило же его родиться в самой обычной семье, где мама и папа были не архитекторами, музыкантами или журналистами. Такие-то легко давали своим отрокам путевку в жизнь. Корытниковы же были приезжими из псковской деревни, бывшие лимитчики, которые всю жизнь отпахали на заводе «Красный глинозем»: отец – слесарем, а мама – уборщицей.
Шурик стеснялся своих родителей, хоть и любил их безумно, потому что были они по-деревенски добрыми и отзывчивыми. Но как только начал понимать, что к чему, так начал сторониться их. Ни в гости с ними к их таким же, как они сами – с деревенским прошлым, друзьям, ни на каникулы в деревню Листвянка. Они гордились тем, что за годы пахоты на своем заводе заработали к пенсии квартирку-живопырку, крошечную двушку в Веселом поселке, куда въехали со своим смешным скарбом, оставив убогую коммуналку.
Жилье хоть и называлось теперь не «комнатой», а «квартирой», но было не намного больше их бывшей коммуналки, перегороженной вдоль и поперек шкафами. Там, в огромной, как концертный зал, комнате, у Корытниковых были хоть и не отдельные, но изолированные уголки для житья. А в этой хрущобе Шурику пришлось поселиться в одной комнате с любопытным младшим братом Костей, от которого было никуда не укрыться и который совал свой длинный нос во все дырки.
Вторую комнату-норку заняли родители. Громоздкая старая мебель предназначалась явно не для таких игрушечных квартирок. Из-за трехстворчатых, рассохшихся от старости шкафов и огромных потертых диванов квартира стала тесной, и убогость их жизни стала еще заметнее.
Шурик никогда не приглашал к себе одноклассников, стесняясь всего того, что дали, а вернее, не дали ему с братом родители. И жил тайно совсем другой жизнью. И мечтал о том, как в один прекрасный день в его жизни все изменится. Он безумно хотел быть богатым и успешным и заниматься чем-нибудь таким, чтобы все ему завидовали. Правда, всему в этой жизни надо было учиться, а этого Шурик Корытников не учел.
Лет до шестнадцати он просто валял дурака, выезжая из класса в класс на круглых тройках, а когда понял, что ему для «сбычи мечт» нужна какая-то уникальная профессия, было уже поздно догонять одноклассников. Пробелы в знаниях были такие, что после десятого класса дорога у него была одна: ПТУ и армия. А если учесть, что в шестом классе он умудрился остаться на второй год, то учиться до призыва ему было всего ничего. Поэтому он не стал сильно напрягаться и выбирать профессию по душе, сунулся в первое попавшееся училище, где за год из оболтусов делали водителей. Права получить не успел, но старый грузовик, на котором практиковались будущие водители по двору, мог водить сносно.
Зато в армии ему цены не было. Силой Шурика природа не обидела, да еще и без пяти минут водитель – это прибавило ему очков. В армии и права получил без проблем, и скоро пристроился при штабе личным водителем начальника штаба – полковника Полухова. Это был головастый и проворный мужик, глядя на которого Шурик начал потихоньку понимать, как строить свою жизнь дальше. Полухов много лет назад, по его словам, был «никто и звать никак», но вовремя приударил за дочкой секретаря горкома.
– Думаешь, любовь была? Ни хрена! Никакой любви! Но!!! Я ж понимал, что семья – это жизнь, это навсегда, а любовь – это любовь, и она никуда от меня не уйдет! – Полухов коротко хохотнул. – И ведь не ушла! И не уходит. Всегда при ней, при любви. И свежесть чувств обеспечена. А как налево заверну, так собственная супруга потом кажется просто аглицкой королевой! Вот так вот, салага, учись жить!
И Шурик Корытников начал учиться. Для начала он нахватался по верхам всего понемножку, чтобы серость свою «троечную» прикрыть на случай, если встретится ему в жизни жар-птица, к которой без интеллекта не подвалишь. Девушек Шурик видел насквозь. Чаще встречались лягушки-простушки, с которыми он не брезговал переспать, обещая непременно вернуться, и потом испарялся без следа. Он научился не влезать в отношения сердцем, методично занимаясь поиском той, которая станет для него проходным билетиком совсем в иную жизнь. Он знал, что если хорошо искать, то найдешь непременно. И нашел.
Ее звали Галей. Студентка худграфа пединститута была старше Шурика на целых четыре года, но это его не остановило. Он хорошо помнил немудреную науку полковника Полухова: любовь любовью, а семья семьей.
Галя Герасимова была мила собой и Шурику понравилась. А когда он узнал, кто у Гали папа, то полюбил ее больше жизни, как показывают в индийском кино.
На свою голову Галин родитель не научил свою дочь придуриваться с кавалерами и помалкивать на всякий случай до поры до времени о том, что отец у нее – директор крупной строительной компании, ворочающий самыми серьезными проектами не только в Петербурге, но и кое-где за рубежом.
Галя ни в чем не знала отказа, папенька щедро одаривал дочку нарядами, золотыми побрякушками, отправлял ее отдыхать на модные курорты и нанимал прислугу, чтобы ненаглядное дитя не драло ручки на грязной домашней работе.
Была у них огромная квартира в старинном доме на Васильевском острове, особняк на Удельной и шикарная дача на Карельском перешейке. И все это – все! – было для бесценной и любимой Галочки, которая была единственным ребенком в семье. Мама у Галочки умерла много лет назад, и это Шурику очень понравилось: жениться на сироте – о чем еще можно мечтать?! Нет, ну, не полной сиротой была Галочка, но в данном случае ее папа был совсем не лишним. А вот мама могла бы при таком достатке сидеть курицей дома и женихов под микроскопом рассматривать. И тогда еще был бы большой вопрос: сумел бы Шурик облапошить бдительную маму?
С папенькой все вышло проще. Он был так сильно занят добыванием «убитых енотов», что с радостью воспринял дочкино сообщение о том, что у нее появился воздыхатель, который ей очень нравится.
Шурик даже не очень напрягался, чтобы понравиться Антону Николаевичу Герасимову. Он обаял Галочку, и она еще до встречи папы с женихом прожужжала родителю все уши про то, как они с Шуриком накануне были в театре и как Шурик здоровался с актером Бадаевым, который кочует из сериала в сериал и считается очень модным. А потом они зашли в ресторан, и Шурик заказал...
– Нет, пап, я не о шампанском и ананасах! Папочка! Мне принесли цветы – белые хризантемы, игольчатые, мои любимые! Пап, ну откуда он узнал, что они у меня любимые, а?
