Скоро Тамара Георгиевна начала клевать носом, и Герман участливо спросил: не хочет ли она в постельку?
– Хочу, милый! – прорыдала Тамара Георгиевна и добавила почему-то, видать, в полной бессознательности: – Я тебе не верю, скотина!
И отрубилась. Прямо за столом, уронив тяжелую голову на руки.
– Спи, моя радость, усни! – почти не фальшивя, пропел мужчина. Вытер салфеткой рот и встал из-за стола.
Сначала он скользнул тенью в прихожую и заглянул в комнаты сына и дочки Тамары Георгиевны. Они были пусты. Молодежь, видать, тусуется по клубам. А может, у бабки заночевать решили. В любом случае надо было спешно двигать из этого дома.
Герман вытащил из постельного белья доллары, не пересчитывая, сунул их в карман. Тамара Георгиевна сладко чмокнула во сне.
– Эх, жаль, милая моя, не срослось у нас все, как я хотел, – сказал Герман, глядя на посапывающую даму. – А таблеточки-то и правда хороши! Не врут люди. Ну, спи крепко, счастье мое!
В прихожей на большом старинном зеркале, слегка мутноватом от времени, он написал губной помадой: «Прости, иначе не мог! Я все верну!» Окинул взглядом сотворенное и остался весьма доволен: прямо как в кино!
...Тамара Георгиевна проснулась со страшной головной болью. Не сразу поняла, где находится и что с ней. Не сразу вспомнила про визит ночного гостя. И только приоткрытая дверца платяного шкафа, с выпавшим из него шарфиком, привела ее в чувство. Она сразу догадалась, что Герман опоил ее какой-то дрянью и спер ее деньги. Еще не веря своей догадке и надеясь на чудо, она выползла из-за стола, на тяжелых ногах пришаркала к шкафу и распахнула его. И даже увидев сдвинутое в сторону чужой рукой постельное белье, она надеялась на то, что все ей только снится.
Увы, это был не сон. Сон больной и тяжелый кончился, осталась страшная явь: Герман, любимый, которого она обожала, банально обокрал ее.
Тамара Георгиевна беззвучно плакала, стоя у шкафа каменным истуканом. Потом, тяжело переваливаясь – ноги совсем не шли! – пошла искать свою сумочку и мобильный телефон. В прихожей наткнулась на послание Германа. Разрыдалась. «Прости, иначе не мог! Я все верну!» «А вдруг и на самом деле не мог иначе?! – думала Тамара Георгиевна. – А спросить? А спрашивать почему не стал? Он ведь попросил у меня три тысячи! Ой, еще и три тысячи!!! В общем, все, что нажито непосильным трудом...»
Стоя под холодным душем, Тамара Георгиевна с трудом приходила в себя. Ее подташнивало, голова кружилась, но в ней уже появилась ясность. Все, чем она только что оправдывала поступок Германа, вместе с водой потихоньку стекало в сливное отверстие ванны. И когда в голове осталась только одна трезвая мысль – «Он меня обокрал!», – Тамара Георгиевна решила обратиться в милицию.
– Ларка! Ты бы видела, какие «вещдоки» принесла мне эта тетенька! Я чуть не умер! – рассказывал вечером Таранов Ларисе историю экстрасенса Селениной.
Тамара Георгиевна после наложения рук на тарановскую голову извлекла из своей сумочки тщательно упакованную в полиэтиленовый пакет винную бутылку и хрустальный фужер.
– Это что? – спросил Таранов.
– Это вещдоки! – невозмутимо ответила Тамара Георгиевна. – Тут только его пальцы. Ну, может, еще продавца. А вот на этом фужере – точно только его! А поскольку он сидел, ну, срок отбывал, то в какой- нибудь вашей милицейской картотеке точно должны быть его пальчики.
Таранов внимательно посмотрел на даму. И почувствовал, что банальным выслушиванием этой пострадавшей не обойтись. И правда, придется разворачиваться по полной программе.
– Ну хорошо! – Таранов вздохнул. Он постарался сделать это незаметно, но от Тамары Георгиевны его реакция не укрылась, и она укоризненно на него посмотрела. Они поняли друг друга. – Тамара Георгиевна, вы так осуждающе не смотрите. Хотите, я вам скажу, сколько у меня дел в столе?! А сотрудников раз-два и обчелся. Но мы все-таки с вами сейчас все запишем. И будем искать.
Он еще не представлял, как и что нужно будет предпринять, но сейчас надо было создать хотя бы видимость деятельности.
– Его имя, отчество, фамилия, дата и место рождения. – Таранов внимательно посмотрел на собеседницу и приготовился писать.
Женщина потупила глаза, почему-то покраснела и выдала:
– Не знаю...
– Как это не знаете? – удивился Таранов. – Вы ж за него замуж собирались. Так?
– Так. Собиралась! Но я доверяла! И паспорт не смотрела!
– Весело! – Таранов прикусил губу, чтоб не улыбнуться. – Ну неужели вам даже неинтересно было, какую фамилию вы будете носить после свадьбы?!
– Представьте себе – неинтересно! Я фамилию менять не собиралась!
– Хороший аргумент. – Таранов почесал в голове. – Ну и как мы будем искать вашего Германа? Может, он и не Герман вовсе...
– Может, и не Герман... – Тамара Георгиевна грустно посмотрела на Таранова. – Ну а как же ищут и находят преступников, которых вообще никто в глаза не видел?! Я ведь не придумываю. Много раз в кино видела...
– Вот именно – в кино...
«Странные вы существа – женщины, – удивленно подумал Таранов. – Вы пускаете в дом, в свою постель совершенно незнакомого человека, поите-кормите его, помогаете ему в жизни советами и деньгами и даже не знаете, кто он, откуда. Правда, когда Ларка пустила меня в свой дом, а потом и в свою постель, она тоже меня совсем не знала. Но мы хоть в милиции познакомились, и она знала мое место работы и имя с фамилией...»
– Ну, Тамара Георгиевна, вы сами-то понимаете, что с такими данными нам его никогда не найти?!
– Ну, почему? А отпечатки?..
– Как бы вам потолковее рассказать про отпечатки... – Таранов почесал макушку. – Вы, наверное, думаете, что это все просто – искать по отпечаткам пальцев человека. На самом деле вот на этих предметах должны быть очень четкие отпечатки пальцев. Вы уверены, что он их отсюда не стер? Это раз. И два. Вы знаете, сколько работы у экспертов? Это только в кино они берут бутылку и через два часа пишут справку о том, что обнаруженные на ней отпечатки пальцев принадлежат Ивану Ивановичу Иванову. Только в кино... А у нас не кино... К сожалению.
– А у меня еще фото его есть. Там руки сфотографированы. У него, знаете, такие наколки на пальцах, ну, как будто перстни... Может, это как-то поможет?..
Тамара Георгиевна вытащила из сумки пачку фотографий. Вместе с ними вынырнул из сумочки кружевной платочек, и по тесному кабинету поплыл нежный аромат каких-то духов, наверное, дорогих французских.
«Ах, какая женщина! – подумал Таранов, принюхиваясь. – Мечта поэта! И угораздило ее связаться с этим железнозубым козлом. Все-таки бабы – глупые какие-то. Влюбляются хрен знает в кого! И это тогда, когда на белом свете столько порядочных одиноких мужиков! Взять хотя бы в нашем отделе!..»
Таранов отогнал эти мысли. Придвинул к себе фотографии и стал с интересом рассматривать их. Расписан крендель и в самом деле был оригинально. Хоть и неаккуратно, халтурно.
Таранов перебирал фотографии. Вот герой-любовник с игрушечным медведем, вот он же с собственным отражением в зеркале, вот картинно возлежащий на кровати с балдахином, чисто шейх арабский.
«Ой, мама родная, это же!..» Таранов весело заржал:
– А это что, тоже особые приметы? – Он подвинул фото Тамаре Георгиевне.
На снимке ее возлюбленный с довольной мордой демонстрировал свое мужское достоинство. Надо сказать, весьма внушительное. Таранов покраснел и почти физически ощутил комплекс неполноценности. Любой нормальный мужик перед такой красотой очумел бы! Где-то даже мышкой мыслишка пробежала: «Везет же паразитам!»
Тут он припомнил белые розы на длиннющих стеблях и вспомнил шутку про то, что чем солидней у мужиков достоинство, тем длиннее стебли у роз, которые они дарят женщинам. И снова с досадой подумал про Германа: «Ну и сволочь!» И, немного устыдившись своих мыслей, покраснел.
