– Честно? Получилось. Первое получилось – поразить удалось, все-таки диво дивное. Что касается «понравиться», так вы и так мне нравитесь...
– Правда? – Панин приосанился. – Но как-то вы не очень спешите это показать.
– А зачем это вообще показывать? Мне приятно общаться с вами, и все.
– И все?
– Все.
Панин почесал макушку. Крепкий орешек, коим оказалась Инга, был ему не по зубам. Ну что за чертовщина! Бабы за ним бегали, сами на шею вешались. Никаких проблем не было с этим делом. А тут такая досада! Вырвался отдохнуть! Уже неделю угробил на эту неприступную Ингу, а толку ноль – не продвинулся ни на шаг. С ландышами он как-то внутренним чутьем угадал, что ни розы, ни орхидеи тут не прокатят. С утра поперся к одному сумасшедшему ботанику, у которого и пни цветут. Ботаник рогом уперся: нет, мол, ландышей, и все тут. Пришлось сочинить ему душещипательную историю про неземную любовь. Ботаник проникся, но божиться начал, что пока еще нет ландышей. Пришлось уговаривать его, уламывать. Наконец ботаник сдался и выщипал из своих горшков в оранжерее несколько веточек с белоснежными бубенцами на тонких нежных крючочках, да еще в качестве украшения добавил к букетику листочков. Получилось очень даже симпатично.
Панин видел, что сделал Инге приятный сюрприз. Она нашла в столе керамическую узкогорлую чашку, подрезала стебельки и поставила цветы на середину стола. А потом села напротив Панина, уютно сложила ладошки и положила подбородок на руки так, что цветы оказались прямо на уровне глаз. Белые колокольчики отражались в ее глазах, и, глядя на нее, Панин плавился от дикого желания заграбастать ее, обнять, запрокинуть голову и целовать в эти ландышевые глаза.
Он сделал большой обжигающий горло глоток из своего стакана и скрипнул зубами. Инга не шевельнулась. Она все так же завороженно смотрела на цветы. Не отрывая взгляда от них, она сказала:
– Полковник, я все понимаю. Вы увидели симпатичную одинокую женщину. Вы на отдыхе, и почему бы, спрашивается, не закрутить курортный роман?! Все логично. Но вот я не вписываюсь в этот простой план невинных развлечений. Я не очень современна, полковник.
Она не сказала ему, что фокус совсем в другом. Панин был симпатичен ей, но она совсем не хотела никаких близких отношений с ним. Женщина понимает это очень быстро, в первые пять минут. Да, хорош. Да, «настоящий полковник». Но есть какие-то совершенно необъяснимые нюансы, по которым женщина сразу все расставляет по местам. Вот так вот – все и сразу. Или «хочу», или «не хочу». Поговорить за жизнь – пожалуйста, или потанцевать в компании, болтая непринужденно о том и о сем, и даже флирт завести, невинный, по характеру которого оба-два сразу понимают, что это треп и не более. «Настоящий полковник» был для Инги как раз тем самым мужчиной, с которым Инге хотелось только пообщаться, ну, может быть, еще пококетничать без продолжения.
Инга встала из-за стола и отправилась заваривать чай. Панин проводил ее взглядом. Простенькие джинсы и какой-то бесформенный свитер с длинными рукавами прятали симпатичную фигуру Инги Валевской. Не вечернее платье, в котором ему уже пришлось ее однажды видеть, но до чего же притягательна она и в этом домашнем наряде!
– Не современна? Это как?!
– А так. Все вы понимаете, поэтому не будем уточнять. Давайте лучше пить чай.
Инга разлила по прозрачным чашкам душистый чай. Панин плеснул в свой стакан из бутылки. Повисла неудобная пауза, после которой они встретились глазами.
– Да ты ведь сейчас сама себе врешь! – Панин перешел на «ты», и в голосе у него зазвучали незнакомые нотки. – Ты хочешь того же самого, чего хочу я. Только я честно говорю об этом, а ты кочевряжишься. И чего ты добиваешься? Годы-то уходят, Ин! С чем и с кем останешься?!
Она не ожидала от него такого. Грубо. Просто даже не думала, что посторонний человек может ей что- то подобное говорить. Вроде как само собой разумеющееся: «Вы – привлекательны, я – чертовски привлекателен. Зачем время терять?!» Вот так все просто. И примитивно. Вот вам и ландыши в декабре, как в сказке про двенадцать месяцев, хоть там были совсем другие цветы.
– Вам приятно говорить мне неприятные вещи? – Инга посмотрела выразительно на Панина. Она не узнавала его. Ей было безумно противно. – Вы хоть сами отдаете себе отчет в том, что ведете себя как капризный мальчик?
– Слышу это от не менее капризной девочки. Инга внимательно наблюдала за гостем. Ей не хотелось показывать ему, что ей страшно. Именно страшно. Полковник не умел проигрывать, она это хорошо видела. Она осторожно встала, твердо сказала:
– Сергей Иванович, давайте распрощаемся, наше общение зашло в тупик.
Панин нехотя поднялся. Глядя в упор на Ингу, он открутил с горлышка бутылки пробку, влил в себя почти все содержимое емкости, отчего глаза у него резко стали тупыми и красными, как у кролика. Потом поднял чашку с ландышами, поднес цветы к покрасневшему носу, шумно понюхал, аккуратно поставил на стол и сделал нетвердый шаг к двери.
Инга подавила вздох облегчения. Она была как заведенная до отказа пружина, разорвать которую могло даже самое легкое натяжение. А Панин, путаясь в рукавах куртки, окончательно опьянел и под воздействием алкоголя расслабился, даже попытался улыбнуться на прощание, но улыбка вышла кривоватой, ненатуральной. И уж совсем все испортила сказанная им на прощание вместо привычного «до свидания» глупая фраза:
– Дура ты, Инга, ду-ра!
Вот так, разделил на два слога известное русское слово и с тем вывалился на крыльцо. А Инга закрыла за ним дверь на большой засов и, прижав ладошки к пылающим щекам, покачала головой. Ей было стыдно за него. «Кошмар! Неужели он не понимает, что так нельзя?! Сапог кирзовый! Солдафон!»
Инга долго не могла успокоиться. Она ходила из угла в угол, не могла увлечься ни книгой, ни телевизионной мутью. В голове была только выходка полковника Панина, это его «ду-ра!», брошенное в ее адрес только за то, что она хотела остаться самой собой и жить так, как хотелось этого ей.
– Эгоист и козел! – громко сказала Инга и вспомнила Илью Баринова, который ни двадцать лет назад, ни сейчас не мог позволить по отношению к Инге ничего подобного.
Ни на следующий день, ни в другие дни Инга не встречалась с Паниным. Она проводила время в домике, куда заказывала завтраки, обеды и ужины. На прогулки уезжала далеко, чтобы не столкнуться с Паниным на территории пансионата и в прилегающем к нему парке, и потому не видела, как «настоящий полковник» быстро утешился с дамой в пепельных кудельках, которую Инга приметила с первого дня отдыха: дама слишком громко хохотала, привлекая к себе всеобщее внимание.
А еще через неделю в памяти у Инги от полковника остался только мгновенно увядший букетик ландышей. Белые бубенчики, выгнанные из крошечной луковички раньше срока, пожухли и пожелтели, а листики засохли. Жалко, но закономерно, если не в срок да не вовремя.
Вернувшись в город, Инга первым делом заехала в автосервис, где обменяла взятый напрокат «фольксваген» на свою «мазду». Машинку можно было даже не осматривать: Олег Рыков был мастером на все руки и, если уж брался за ремонт, делал это блестяще.
– Привет, отпускница! – Олег галантно приложился к Ингиной ручке. – Как отдыхалось?
– Спасибо, Олежек! Отдыхать – не работать. А вообще-то надышалась воздухом и просто выспалась. Ну и гуляла по окрестностям. Представляешь, какой-то час езды, но тут, как всегда, не погода, а кошмар, а там – зима! Сугробы, елки по пояс в снегу, лыжи! Я, правда, кататься на них и не умею, но как факт – приятно. В общем, сказка.
– Завидую вам, барышня! Ну, пойдем твою ласточку смотреть.
– Да и смотреть не буду! Ты же знаешь – доверяю, как себе самой.
– Спасибо тебе! – Олег приобнял Ингу за плечи. – Ну, раз не будешь принимать машинку, пойдем пить чай.
– Отлично! И мой презент кстати. – Инга протянула Олегу пакет. – То, что ты любишь!
Инга засмеялась. Олег просто обожал сладкое, и лучшим подарком для него были шоколадные конфеты.
Пока пили чай и болтали по-дружески, пока Инга заезжала к Кузнецовым за лысым Митей и застряла у
