Инга внимательно посмотрела на Илью Баринова, как бы раздумывая, стоит ли говорить все. У нее не было боли, но ей было безумно стыдно. И это она сказала Илье:
– Ты даже не представляешь, как мне стыдно!
Инга рассказала ему все без утайки. Баринов точно к стулу прирос. Ну, мать наша дивизия! Хотел было сопернику-мужику клюв начистить, а теперь что получается? Где мужик???
Он прикинул ситуацию на себя, и его едва с души не повело. Говорят, модно сейчас. Это ж что ж за мода такая, когда два мужика в любовь играют?! И Ингу жалко. Он ведь не чужим ей был, любила козла.
Баринов потер щетину на подбородке. Надо было что-то ответить Инге, а он не знал, что на это можно ответить. Он с таким и не сталкивался никогда. Конечно, каждый мужик сам волен своей пятой точкой распоряжаться как ему вздумается. Баринов, например, предпочитал на ней сидеть или лежать, ну, можно еще с горки кататься – тоже очень приятно. Он даже думать бы не стал о любителях нетрадиционных отношений, если бы не Гуся с ее историей. Вот ведь влипла! Баринов попробовал поставить себя на Ингино место, у него не получилось. Наверное, это очень страшно. Будь он женщиной, предпочел бы, чтобы любимый перетрахал всех питерских проституток, чем одного мужика. Хотя, что первое, что второе – противно для женщины, которая доверяла и любила.
Баринов скрипнул зубами. «Любила...» Но Инга сама сказала, что к Стасу у нее были чувства. Более того, он, оказывается, был ее единственным в жизни мужчиной. Вот так. «Несовременная я», – сказала Инга. Сказала как точку поставила. Баринов понял. А он и не собирался форсировать события. Случилось главное – они вместе. Вместе! И она больше не отталкивает его, «Илюшенькой» называет. И мужа своего она не простит – это Баринов понял сразу. Не сможет перешагнуть через это. Значит, считай, Инга – свободная женщина. А все остальное подождет. Он подождет.
– Ну, Илья Александрович, я все рассказала тебе про себя...
– И теперь ждешь рассказа о том, что случилось со мной. Я не знаю, сможешь ли ты все простить, но я очень хочу, чтобы ты поняла для начала, а поняв, простила...
Через час Инга знала все. Жизнь только кажется длинной, а начни рассказывать, уложишься за какой- нибудь час.
– ...вот так я поселился тут! И всю осень я видел в окне тебя. И знаешь, что я думал про тебя?!!!
– Что?
– Я думал: «Господи! Ну почему же ты послал мне в соседки эту...» Можно, я не буду тебе говорить, что я тогда думал? Просто ты в своих уродских старушечьих ботах и в этой куртке мешком, да еще под дождем, казалась мне старой и вредной бабой-ягой!
Про унылую задницу Баринов благоразумно умолчал.
– Ты ведь простишь мне, что я не узнал тебя?
– Прощу. Я тогда сама себя не узнавала. Не хотелось жить...
– А остальное? Остальное ты... сможешь простить?
– Илья, так много времени прошло. Я давным-давно все простила. Просто очень хотела знать, почему ты тогда меня бросил...
– Теперь знаешь...
– Знаю...
– И?
– Простила.
– Я не об этом.
– Ая об этом. Давай, как будто была ссора, не было этих двух десятков лет, мы помирились после этой ссоры и... Ну, вот так примерно. Ты извини, но иначе я не могу. Мне привыкнуть к тебе надо.
– Привыкай. Спасибо за все! Я сейчас уйду домой, но сначала приглашу тебя на свидание. Завтра. Ты придешь?
– Приду.
Инга рассмеялась. Игра, которую предлагал Илья, ей нравилась.
Такого счастливого времени в жизни Инги Валевской не было давно. А может, и вообще никогда не было. Это классик наплел про то, что все счастливые одинаковы, а вот несчастья у всех разные. Чушь собачья! Все у всех разное.
Бог, говорят, леса не уравнял, так что о людях говорить.
В те дни, когда Баринов уезжал на работу, Инга тоже работала. Причем так ей не работалось очень давно. Она за несколько дней разобрала весь архив, разложила все документы по электронным папкам – навела полный порядок. Ей и самой не верилось, что разрозненные материалы экспедиций, которые Инга собирала несколько лет, так славно ложатся в схему ее четко спланированной монографии по истории Гражданской войны и Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке.
Она не отрывалась от компьютера в эти свободные от общения с Ильей дни, барабанила по клавишам с утра до вечера.
Но, несмотря на занятость, она не переставала думать об Илье. В тот вечер, когда он напоролся на гвоздь в заборе, она получила приглашение на свидание. Наверное, в их ситуации это было лучшее решение. Неожиданное, конечно, решение, но Инге оно очень понравилось. Очччень!
«Мур-р-р-р!» – сказал бы лысый Митяй.
– Мур-р-р-р! – сказала сама себе Инга и потянулась до хруста в суставчиках.
Они встретились с Бариновым в полдень у дыры в заборе.
– Привет, Гуся!
– Привет!
Он протянул ей руку, и она влезла на его участок. Он не мог скрыть своего восхищения женщиной, которая еще вчера убивала его наповал своей унылой... Хм! Такую «унылую» еще поискать!
Инга по случаю свидания на природе нарядилась в ярко-красный комбинезон, который ей был удивительно к лицу. И ко всему остальному тоже. На лбу – красная вязаная повязка, поверх которой Инга оставила пушистую челку. Шапки она никогда не носила, как и варежки с перчатками – в машине они не нужны были, только мешали.
Погода им в тот день благоприятствовала. Мутные небеса, как по повелению свыше, очистились от серых туч, выпустили из плена зимнее солнце, и оно большим золотым шаром повисло над землей. Тепла от него было ноль. А вот света предостаточно, потому что солнце отражалось тысячекратно в каждой снежинке, которая лежала на слегка примерзшей болотистой земле. Света было столько, что Инга и Илья смотрели друг на друга одним глазом: он на нее – правым, она на него – левым! И это было так смешно, что Инга и Илья не могли смотреть друг на друга без улыбки.
– Куда пойдем? – спросила Инга у Баринова.
– В гости?
– Как в гости?! Ты же на свидание меня пригласил?!
– Ага! На свидание! Но в гости все же сходим...
Баринов вел ее, как ребенка, за руку, крепко сжимая в своей большой и горячей ладони ее холодные и тонкие, как сосульки, пальцы. У него были большущие собачьи унты мехом наружу. «Такие же, как у Панина, – мелькнуло в голове у Инги. – Только на несколько размерчиков больше». Мелькнуло и тут же уплыло. «А идите вы на фиг, товарищ полковник!» – подумала Инга.
Ей было удивительно хорошо и спокойно с ним. Ее рука вспоминала потихоньку его руку. Инга тихонько трогала твердые бугорки на его ладони, и ему казалось, что он держит в руке пойманную бабочку. Вот подержит совсем немножко, как в детстве, ощущая ее несвободное трепыхание, и разомкнет пальцы, а бабочка не улетит, потому что не хочется ей больше никуда лететь, ей хорошо в этой надежной руке.
А Инга все трогала и трогала бугорки на его ладони и дотрогалась до того, что бабочка переселилась куда-то в самую глубину бариновского могучего организма и замахала крылышками где-то в области солнечного сплетения, да так, что у него чуть дыхание не остановилось.
Баринов покосился осторожно на Ингу. Она улыбалась. Ей было хорошо. Но бабочка ей в душу еще не проникла. «У женщин это не так стремительно происходит. Надо уметь ждать. Вот и жди! И тогда... куда она денется с подводной лодки?» – счастливо думал Баринов, вытаскивая Ингу на пригорок, за которым начинался лес.
