разводе, потому что нельзя же было свою единственную и неповторимую, свою и так уже загубленную жизнь порушить окончательно и бесповоротно!
Роковые для Лени слова, многократно Зоей отрепетированные, так и не успели слететь с ее предательских уст, потому что однажды, вернувшись домой с работы, она увидела, что Леня повесился на потолочном крюке для люстры.
Какие чудовищные видения родились в его воспаленном мозгу и толкнули на этот отчаянный шаг, навсегда останется неразгаданной тайной.
Находиться в оскверненном жилище стало страшно до одури. И Зоя, продав однокомнатную квартиру, вернулась к матери в Жуковский. Нужно было налаживать свою новую счастливую жизнь, и времени на это отпускалось катастрофически мало.
3
ВЕРА
Вера была, конечно, девушка принципиальная. Но во-первых, Зоя сама приняла Лешкину отставку, сказала, что видала его в гробу в белых тапочках, и снова гуляет с Артемом. Странное, между прочим, значение слова «гуляет» — в смысле крутит любовь. Тоже странно — «крутит» по отношению к любви. Но это так — лирическое отступление.
Вернемся к нашим баранам, то бишь к Лешке. Итак, во-первых, Зоя приняла его отставку. Во-вторых, Лешка упорно продолжает встречать-провожать ее, Веру, говорить о своих чувствах и смотреть «особенным» взглядом, что, кстати, наиболее убедительно. И наконец, в-третьих, он ей по-прежнему нравится, чего уж греха таить.
Но разве можно капитулировать вот так сразу, с бухты-барахты? То носилась со своей неприступностью как курица с яйцом, а то вдруг — нате вам, пожалуйста, — стала доступной? Нет, тут требуется какое-то стечение обстоятельств, особый случай. И случай этот не замедлил представиться.
Здесь надо сделать небольшое отступление и рассказать, что в раннем детстве Лешку дразнили Пингвином. Что уж тут сыграло роль — фамилия Пинигин, чрезмерная упитанность или походочка а-ля Чарли Чаплин, с которой самозабвенно боролась Татьяна Федоровна, — уже не вспомнить. Но оба они — и мать, и сын — дурацкое это прозвище ненавидели лютой ненавистью. С течением времени все эти глупости забылись, а если и вспоминались, то с легкой ностальгической улыбкой по давно минувшей безмятежной поре. Однако же именно этому незначительному, казалось бы, обстоятельству выпало сыграть существенную роль в зарождающихся чувствах наших героев и перевести их в новую фазу.
На дневное отделение юрфака МГУ Вера не прошла — не добрала одного балла, поступила на вечернее и стала работать помощником нотариуса. Лешка встречал ее после занятий и провожал до дома. Эта ежевечерняя, добровольно взятая на себя обязанность дорогого стоила.
В один из таких вечеров у перехода к метро «Университет» рядом с ними притормозили новенькие «Жигули». Водитель вышел, чтобы спросить дорогу, и вдруг обрадованно закричал:
— Пингвин! Леха! Вот это встреча! Ты что, тоже теперь в Москве ошиваешься? — и понимающе подмигнул в сторону Веры.
Вера деликатно отошла в сторонку, чтобы не мешать разговору старых друзей, и только потом, уже в электричке, вдруг вспомнив заинтересовавшее ее обстоятельство, спросила:
— А почему он назвал тебя Пингвином?
— Кто?
— Ну вот этот твой друг детства.
— Кого? Меня?
— Ну не меня же!
— Ах, это! — нашелся раздосадованный Лешка. — Да просто он знает, что у нас дома живет пингвин.
— Пингвин? — не поверила Вера.
— А что такого? Он, правда, уже старенький… и болеет. Боюсь, как бы не помер, — вдохновенно врал Лешка, понимая, что от мифического пингвина надо как-то правдоподобно избавляться.
— А можно на него посмотреть?
— Конечно! Как только поправится…
— А чем вы его кормите?
— Ну как чем? — растерялся Лешка. — Рыбой кормим, котлетами.
— А разве пингвины едят котлеты?
— Ну, жить захочешь, съешь, что дают, — философски заметил Лешка. — А во времена всеобщего дефицита первыми гибнут разборчивые.
И в субботу, едва позавтракав, заинтригованная Вера поехала на станцию «Отдых», скупила у местных рыболовов весь их утренний нехитрый улов — десятка полтора окуньков и плотвичек — и отправилась знакомиться с пингвином, сочтя это прекрасным поводом для первого визита.
Дверь открыла Татьяна Федоровна.
— Здравствуйте, — растерялась Вера, вдруг почувствовав всю бестактность своего незваного утреннего вторжения. — Я вот тут корм принесла для вашего больного пингвина…
— Ах ты, Господи ты, Боже мой! — обиделась на «пингвина» Татьяна Федоровна. — Ты на себя-то в зеркало посмотри! Ворона ощипанная!
Оскорбленная в лучших чувствах, Вера выронила из ослабевшей руки пакет с рыбой и ушла, нещадно ругая себя за бессмысленный гуманитарный порыв.
— Ну откуда же я знала?! — оправдывалась потом Татьяна Федоровна. — Я думала, она над тобой пришла посмеяться…
А Лешка помчался к Вере, застал ее дома одну, в слезах, накинулся с поцелуями, сбивчиво разъясняя досадное недоразумение. Поцелуи становились все более страстными, сопротивление слабело. Через месяц интенсивных тренировок они очутились в кровати. По нынешним временам — рекордная неторопливость.
Они поженились, когда Вера закончила университет. Жили у Леши с Татьяной Федоровной. А работала Вера теперь нотариусом, что являлось постоянным предметом шуток и подначек.
— Какая-то старушечья у тебя профессия, — веселился Лешка. — Шуршишь бумажками.
Но началась перестройка, пошел бурный передел устоявшейся жизни, каждый шаг теперь требовалось заверять нотариально, и «старушечья профессия» неожиданно начала приносить очень даже неплохие деньги. Предприимчивая Вера не растерялась и открыла собственную контору.
Леша самозабвенно трудился в ЦАГИ,[1] работу свою обожал, получал за нее три с половиной копейки и страшно комплексовал из-за мизерной, недостойной ученого и мужчины зарплаты.
— Они там допрыгаются! — гвоздил он пальцем пришедших к власти продажных временщиков, надувающих в телевизоре щеки. — Все светлые головы рванут на Запад. И что это будет за страна? Ничтожный сырьевой придаток?
— Да ладно тебе, светлая голова, — смеялась Вера. — Какая разница, кто приносит в дом больше денег, муж или жена? Главное, что они у нас есть!
Это было действительно так. Широкая денежная река прибила к их скромному берегу трехкомнатную квартиру с диковинным по тем временам евроремонтом, новенький «фольксваген-гольф» и дачу в Кратове. Но главным в бесконечном перечне приобретений и открывшихся возможностей стал навороченный, суперпрофессиональный компьютер, о каких в ЦАГИ не могли тогда и мечтать. Он не просто бесконечно раздвинул горизонты и вывел научные изыскания Алексея на новую орбиту — компьютер открыл ему иные возможности, столь же занимательные для ученого, зато гораздо более востребованные и щедро оплачиваемые. Отныне круг его интересов переместился в сферу высоких технологий.
И только детей Вере с Лешей Господь никак не давал, и именно это единственное упущение казалось
