сокращенном до минимума варианте. Особым спросом пользовались душераздирающие истории для дамских журналов, которые те публиковали под видом читательских писем из городов и весей необъятной России и ближнего зарубежья.
Фантазия у Сони работала прекрасно, но не до пенсии же перебиваться случайными заработками?
Объявление о том, что компания «Вельтмобил», стремительно ворвавшаяся на коммуникативный рынок, набирает персонал в сеть своих магазинов, напечатала их газета. Соня тогда еще подумала: «Вот он, уродливый лик капитализма, – какой-то занюханный продавец получает в шесть раз больше дипломированного журналиста!» Ей бы и в голову не пришла причудливая идея так радикально поменять свою жизнь, если бы не два обстоятельства.
Сначала в редакции появился упитанный молодой человек Боря, великовозрастный сынок полезной дамы из префектуры. Толку от Бори было как от козла молока, но кто же будет кусать руку, доверчиво протянутую из органа власти? Только дурак. А их главный редактор дураком не был. То есть по большому счету он был, конечно, именно дураком, но в то же время как бы и нет.
Короче говоря, упитанный Боря утвердился в редакции и, к великой Сониной досаде, за соседним с ней столом. Он целыми днями висел на телефоне, порол чепуху и мешал сосредоточиться. Имел жену, маленькую дочку и любовницу Зину. Последнего обстоятельства не скрывал и чрезвычайно им гордился, считая себя крутым до потери сознательности.
Любовнице Зине (в отличие, кстати, от жены и дочки) Боря звонил по нескольку раз на дню – пускал слюни и сюсюкал так, что у Сони сводило челюсти. Но самый впечатляющий разговор происходил обычно после обеда, когда сытый Боря, порыгивая и ослабив галстук, набирал главный номер своей жизни и говорил педерастическим голосом:
– Кисинька покушкала?
– …
– А что кисинька кушкала? Супчик? Борщик! Ай молодец! А на второе?
– …
– Умница ты моя! А компотик пила?
– …
– А булочку? – вкрадчиво интересовался Боря, ерзая на стуле от избытка чувств, и Соне казалось, что в этот момент он истекает сладкими оргазмическими соками.
Ну какой, казалось бы, напасти можно ждать от подобного чудака? А вот, к примеру, такой. Как-то, возвращаясь в свою комнату от главного редактора, Соня столкнулась в дверях с озабоченным Борей, а усевшись на свой стул, почувствовала, что он еще теплый, будто кто-то нагрел его своей огнедышащей задницей.
Догадка сверкнула как молния, и Соня дрожащими руками полезла в сумочку, где нетронутой лежала только что полученная зарплата – пять тысяч. Десять новеньких хрустящих бумажек. Стопочка оказалась на месте, но, как выяснилось при подсчете, похудела на две пятисотенных. Боря оказался гуманистом – поделил по справедливости – тебе кучку и мне штучку.
Возмущенная Соня совсем уже было собралась уличить пройдоху, да призадумалась – стул давно остыл, а других доказательств у нее не было. Не пойман – не вор. А может, это ей в бухгалтерии по ошибке недодали? Пересчитала она деньги при получении? Нет. Или сама истратила да забыла. Или кто другой пошалил, а вовсе не Боря, чистый и непорочный.
И как завести такой разговор? Как сказать человеку: «Ты сидел на моем стуле и сдвинул его с места, а заодно умыкнул часть зарплаты»? Вот уж это точно не ее амплуа. Так что шум Соня поднимать не стала, а деньги отныне носила при себе, благо суммы были невелики – карман не тянули. А на мерзкого Борю даже глаз поднять не могла, как будто в чем-то перед ним провинилась, и очень это ее тяготило. Ну просто очень.
Вторая напасть нарисовалась в образе предприимчивой девицы из города Новая Ляля. Честное слово! Соня даже в справочнике посмотрела – действительно, есть такой город в Свердловской области, с железнодорожной станцией и даже большим целлюлозно-бумажным комбинатом, на котором, видимо, все рабочие места были уже заняты, и девица в поисках лучшей доли рванула прямиком в Москву. Вот с этой самой станции и рванула.
Звали ее Алевтина, и была она хороша, как молодая горячая лошадь, – косила бешеным глазом, веяла рыжей гривой, подрагивала мощным крупом и рыла копытом землю. На каком перекрестке судьбы юная дикарка встретила редактора окружной газеты и как ему удалось взнуздать и стреножить столь строптивое существо, неизвестно, но факт оставался фактом – в сердце последнего вспыхнула внезапная страсть и, как поется в известной песне, схватила мозолистой рукой за одно место.
Стесненный в средствах примерный до сего рокового дня семьянин совершенно справедливо рассудил, что лучше держать младую и вечно голодную кобылку на довольствии в редакции окружной газеты, нежели прикармливать из собственной скромной кормушки, и так уже тесно облепленной домочадцами.
Первое время Алевтина из отведенного ей стойла не высовывалась, являя собой никакую вовсе не кобылку, а скорее трепетную лань – тихую, ясную и безответную, но училась быстро и прилежно, как губка впитывая премудрости столичной жизни. Особенно тянулась она к Соне, приняв ее за образец, достойный подражания.
А Соня, надо сказать, на тот момент могла себе позволить некоторые изыски, несмотря на скромную зарплату, – спасибо Егорычу. Бывший профсоюзный начальник, приватизировав ведомственный гараж, открыл на его базе автомобильный сервисный центр и взял в долю Егорыча, хорошо понимая, что именно к этому мастеру клиенты слетятся как мухи на мед. И Соня много получала от щедрого отчима, а уж ее «Жигули», доведенные до совершенства, не уступали иной иномарке.
Между тем гостья Москвы Алевтина, или, как ее за глаза называли в редакции, Новая Ляля, на удивление быстро оперилась и заявила права на помеченную территорию. И то, что поначалу являлось лишь поводом к пересудам, неожиданно переросло в большую проблему для всей команды.
Преображенная пассия главного редактора закусила удила. Теперь она самозабвенно контролировала дисциплину – время прихода и ухода, несанкционированные отлучки в течение рабочего дня, чаепития, перекуры, праздные разговоры и, не дай Бог, распитие спиртных напитков – все заносилось в толстую тетрадочку и обстоятельно докладывалось шефу. Шеф потрясал тетрадочкой на планерках, коллектив потихоньку зверел и давался диву – «вот она, любовь окаянная», что делает с человеком, а ведь вроде нормальный был мужик, невредный.
Но когда Новая Ляля полезла свиным рылом в калашный ряд, то бишь начала вмешиваться в творческий процесс, страсти закипели нешуточные.
– Давайте с ним поговорим, с шефом, – предложила разумная Соня. – Он же все-таки не дурак и должен понять, что постель и газета – две большие разницы, как говорят в Одессе.
Коллектив предложение горячо одобрил и наделил Соню необходимыми полномочиями, хотя она, конечно, отбивалась изо всех сил. Но не отбилась – уболтали, можно сказать, втолкнули в кабинет. И чем дело кончилось? Противно вспомнить.
Шеф слушал хмуро, в глаза не глядел, играл желваками. Соня замолчала, и в комнате повисла тишина.
– Ну что ж, – наконец очнулся главный редактор. – Давно следовало понять, что с преступницей милосердие бессмысленно.
– Она преступница?! – ужаснулась Соня.
– Да нет, – зловеще усмехнулся шеф. – Она ответственный маленький человечек, честно выполняющий свою работу. А вот вы – воровка. Вы деньги украли.
– Ка-какие деньги? – опешила Соня.
– Вы украли у Бориса тысячу рублей. Он сказал мне об этом и просил не поднимать шума в надежде, что подобное не повторится. Надо было немедленно вас уволить, но я пошел на поводу у этого великодушного человека и совершил непростительную ошибку. Ибо теперь вы вознамерились извести честного сотрудника и посеять рознь в коллективе, чтобы легче было ловить рыбку в мутной воде.
– Вы что, сбрендили?! – закричала Соня. – Это же он украл у меня деньги!..
– Ну хватит! – хлопнул ладонью по столу главный редактор. – Или вы сегодня же пишете заявление по собственному желанию, или завтра я вас увольняю по статье.
