немедленно приказал передать прожектором на следующие корабли, что буй следует обходить слева. Через 10 минут эскадра выбралась из гавани, эсминцы и тральщики выдвинулись в голову колонны.
— Не слишком хорошее начало, господа, — вздохнул Цилиакс.
Однако начало операции «Цербер» для КВВС было еще менее благоприятным. Если бы только летчики прислушались к словам морских волков… Рано вечером того самого дня разведчик Берегового командования пролетал над Брестом. Однако его поисковый радар отказал, и пилот сообщил в штаб, что он возвращается и нужно прислать другой самолет. Дежурный офицер, вместо того чтобы отправить резервный самолет, дождался, пока колеса несчастного слепца коснутся земли, и отправил тот же самый экипаж на новом самолете. Так было потеряно 3 часа. Как раз в это время вице-адмирал Цилиакс вышел в море.
На борту флагманского корабля все было спокойно. Единственным звуком было шипение волн, которые разрезал форштевень линкора, и приглушенное ворчание турбин, которые гнали корабль со скоростью 27 узлов через ночное море. Цилиакс склонился над навигационной картой вместе с Хоффманном и Гисслером. Он кивнул головой, разрешая сменить курс, и произнес:
— Давайте.
Хоффманн перешел в ходовую рубку и приказал вахтенному офицеру:
— Поворот вправо на курс три-четыре-ноль. Офицер послушно передал приказ рулевому:
— Вправо 15 градусов.
«Шарнхорст» медленно повернул вправо, оставив за кормой изящную фосфоресцирующую дугу. Следом за ним шли «Гнейзенау» и «Принц Ойген», которые послушно повернули за флагманом. Наблюдатели напряженно всматривались в темноту через бинокли. Однако они лишь с большим трудом различали высокие берега острова Уэссан, который венчает северо-западную оконечность Франции. После полуночи остров проплыл на правом траверзе, и Цилиакс раскачивающейся походкой направился в рулевую рубку, чтобы отдать новые приказания Хоффманну.
— Новый курс ноль-два-ноль.
— Слушаюсь, герр адмирал.
Огромное перо руля повернулось, и тяжелый нос «Шарнхорста», подминая под себя волну, покатился вправо. Рулевой чуть подработал рулем, чтобы погасить инерцию и удержать корабль на новом курсе, который вел почти точно на север. После этого он поставил руль прямо. Вахтенный офицер стоял позади рулевого, ничего не понимая. Он просто остолбенел от растерянности, так как старшие офицеры отдавали команды через его голрву.
— Герр капитан, — осторожно обратился он к Хоффманну, — но ведь мы теперь следуем на север. — Именно, — прервал его Цилиакс. — Капитан 1 ранга Хоффманн, теперь я разрешаю вам объявить все команде.
Цилиакс и Гисслер улыбнулись друг другу и незаметно кивнули. Хоффманн подошел к панели управления, размещенной на задней переборке рубки, и включил громкоговорящую связь.
— Говорит капитан, — произнес он сильным голосом. — Все вы ожидали плавания на солнечный юг. Мне жаль огорчать вас. — Он подождал мгновение, и улыбка чуть тронула его губы. — Вместо этого мы направляемся домой через Ла-Манш. Некоторое время…
На мостике раздались возбужденные возгласы вахтенных. Слегка усмехаясь, Хоффманн слушал крики матросов. Потом, приняв строгий вид, он снова заговорил:
— Некоторое время мы будем в безопасности. На рассвете к нам присоединятся наши самолеты. В полдень мы подойдем к узкому проливу между Дувром и Кале. Вот там начнутся настоящие испытания. Рано утром вы все должны быть в наилучшей форме. Поэтому сейчас вы должны хорошо отдохнуть. Это все.
Он выключил усилитель, но, разумеется, он не мог так же выключить возбуждение экипажа. Буквально за пару минут «Шарнхорст» ожил. Моряки попрыгали с коек, босые и полуголые, они прыгали, как дети, по холодным стальным листам палуб. Из рундука немедленно появилась гармошка, кто-то начал дуть в губную гармонику. Часть матросов лежала, забросив руки за голову. Они думали о чем-то своем. Другие собирались шумными кучками. Третьи, ощутив потребность в одиночестве, выходили наверх, на продуваемую холодным ветром палубу. Там они стояли в темноте, слушая плеск волн и посвист холодного сырого ветра. Но для всего экипажа пытка вынужденным бездельем, наконец, завершилась.
Эгир и Ран, суровые повелители морских глубин, все ещё выказывали свою милость Цилиаксу. Он, словно укрытый волшебным плащом-невидимкой, сумел ускользнуть от бдительного ока воздушных стражей противника. Теперь ему предстояло пройти мимо оснащенного радаром британского патрульного самолета, который летал поперек пролива. Германская эскадра никак не могла миновать его. Этот самолет просто обязан был обнаружить идущую на северо-запад эскадру Цилиакса задолго до подхода к Ла-Маншу. Но случилось еще одно невероятное чудо. В самый неподходящий момент радар этого самолета отказал! Однако штаб Берегового командования приказал пилоту продолжать бессмысленное патрулирование. Какой толк от слепого часового? Маршалам авиации виднее… Потом они все-таки отозвали самолет, но замены ему не прислали.
Редкие звезды сначала еще мелькали в разрывах туч, но через несколько часов небо затянул низкий плотный занавес, и налетел туман, окончательно скрыв корабли. В 2.12 капитан 1 ранга Гисслер приказал лечь на курс 061°. Тяжелые корабли повернули к южному входу в Ла-Манш, или, как говорят англичане, Английский канал.
— Мы должны следовать этим курсом 4 часа, герр адмирал, — доложил Гисслер.
Цилиакс кивнул, еще раз бегло глянул на карту и покинул мостик, бросив через плечо:
— Разбудите меня в 5.30.
В каюте он снял кожаную куртку, рухнул на койку, не раздеваясь, и уснул мертвым сном. Но как только первые лучи зари показались на востоке, он уже был снова на ногах. Через несколько минут на мостике появился и капитан 1 ранга Хоффманн.
— Объявить боевую тревогу! — приказал он.
Резкие звонки колоколов громкого боя прокатились по кораблю и в момент очистили кубрики. Они срывали людей с коек, и вскоре «Шарнхорст» превратился в сгусток нервов. Все знали, что расслабиться можно будет, лишь когда эскадра прорвется. Артиллеристы набили карманы галетами и черным хлебом, поспешно натянули спасательные жилеты и помчались к орудиям. Врачи и фельдшеры начали раскладывать в лазарете бинты и сверкающие никелем инструменты. Аварийные партии с противогазными сумками на боку собрались в разных отсеках. Они напоминали каких-то заговорщиков, вооруженных ручными фонарями, топорами, огнетушителями и запасом досок. Водонепроницаемые двери со стуком захлопывались, чуть скрежеща, поворачивались задрайки. Количество наблюдателей было увеличено. Через несколько минут «Шарнхорст» был «к походу и бою готов».
12 февраля в 6.00 эскадра прошла к северу от скалы Каскетс. Через несколько минут корабли повернули на курс 093°, держась в нескольких милях от французского берега и оставляя справа Ла-Хог, Шербур и Барфлер. Беря пеленги по береговым объектам, капитан 1 ранга Гисслер отмечал на карте координаты эскадры, пока она, снизив скорость, пробиралась по фарватеру, протраленному в британских минных заграждениях. В 7.46 корабли прошли Барфлер и начали пересекать бухту Сены. Уже несколько часов подряд германские истребители кружили в воздухе над кораблями, и полковник авиации Ибель, который на мостике в своем мундире «Люфтваффе» выглядел чужаком, руководил их действиями с помощью зенитных снарядов, которые выпускались в нужном направлении. Черные клубки разрывов резко выделялись на фоне утренней зари. Использование радио в этот критический момент могло связать руки Цилиаксу.
Эсминцы мчались впереди, а вверху ревели моторы самолетов, и «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Ойген» пока мчались на восток, не замеченные противником. В 10.14 было пройдено самое широкое место устья Сены. Эскадра держалась в 10 милях от французского берега. После этого нужно было повернуть на северо-восток, где для Цилиакса, Хоффманна и Гисслера начинались настоящие испытания. С этого места берега Англии и Франции быстро сближались, и полоска воды между ними была не шире гусиного горла. Теперь у немецкой эскадры не было обратной дороги. Вообще эта операция казалась неслыханной дерзостью. Гисслеру предстояло провести большую эскадру по узкому фарватеру между отмелями, с глубиной не более 20 метров, ориентируясь на расставленные вдоль протраленного фарватера буи и катера. Корабли проходили всего лишь в 12 милях от берегов Англии, в пределах досягаемости смертоносных тяжелых батарей Дувра. Именно здесь, где корабли были лишены всякой возможности маневра,
