поперек груди согнувшуюся в три погибели Копченку.
– Дина, у нее началось, – хрипло сказала она. – Воды отошли полчаса назад. К тебе было ближе всего…
– Слава богу, правильно сделала, – машинально произнесла Дина, отступая в глубь комнаты и давая дорогу. – Веди ее сюда. Я сейчас постелю чистое…
– Дина, и воды надо погреть! И поставить кипятить ножницы… И еще… Боже мой, что еще?! Я всю дорогу вспоминала, как нас учили на курсах… Диночка, может, позвать кого-нибудь?!
– После, после… Сначала положи ее. – Дина сбросила с постели подушку и одеяло, выхватила из шкафа чистую простыню, та парусом взметнулась над матрасом, и через мгновение стонущая Копченка уже лежала на кровати, схватившись за живот.
– В табор бежать поздно, – решительно проговорила Дина, бухая на примус чайник, в то время как Мери, бешено гремя рукомойником, мыла руки в углу. – По соседству живут евреи, надо сбегать за их Двойрой, она, кажется, умеет… Юлька, что, опять?!
– А-а-а, чтоб вам всем сдохну-у-уть!.. – послышался нутряной вопль с кровати.
Подруги переглянулись.
– Если так часто схватывает, значит, уже совсем скоро… – прошептала Дина. – Я помню, профессор Блюменшталь нам рассказывал… Меришка, беги скорее к соседям! Тебе же… тебе вовсе тут нельзя, ты ведь девка!
– Дина, ради бога, что за чушь!!! Я окончила курсы, работала в госпитале!
– Неважно! Беги! Стой, сначала сними чайник! И налей воду в таз! И кинь туда ножницы! Нитки вон там, достань, положи тоже… Дура проклятая, о чем ты только думала?! Ты что, не поняла, что рожаешь?! Цыганка называется! Законистая! Чурбан!
Последняя тирада адресовалась уже Копченке. Та, не отвечая и запрокинув покрытое испариной лицо, глухо стонала сквозь стиснутые зубы. Хлопнула дверь, Мери исчезла за порогом. Дина распахнула окно. Ворвавшийся порыв ветра дернул занавеску, сбил с подоконника банку с увядающим шиповником, вода полилась на пол, в нее посыпались розовые лепестки. Сад потемнел, над ним глухо зарокотало, и Дина увидела, что со стороны моря ползет фиолетовая туча.
– Ну вот, гроза идет… Сейчас легче дышать станет. Дать тебе попить?
– Поди прочь, проклятая… – сквозь зубы отозвалась Копченка – и тут же сморщилась, оскалив зубы. – О-о-о, холера, умираю…
– Не умрешь, – вздохнув, как можно спокойнее сказала Дина. – Не бойся, все хорошо получится. Совсем немножко осталось, потерпи. Ты умница у нас, сильная, молодая, все будет хорошо. Сейчас я тебя оботру, сейчас раздену… Ой, какая же ты грязная! Почему у тебя вся голова в пыли, где тебя носило? Фу-у-у…
Но тут Копченку оставили силы, и она завопила так, что полностью покрыла громовой раскат, ударивший над городом. Задрожали стекла, потемневшую комнату на миг озарило мертвенным светом, забилась, зашелестела листва в саду, с испуганным гомоном взвились над ней птицы – и хлынул ливень. Дина наспех перекрестилась в углу перед иконой, полотенцем выхватила из кипятка портняжные ножницы, вытянула и намотала на запястье горячую нитку, одновременно благодаря бога, что не пропустила ни одного практического занятия профессора Блюменшталя в голодном восемнадцатом году в Москве.
– Дыши, Юлька, красавица моя, дыши… Теперь погоди. Ну-ка, раз, два, ТРИ! Еще раз, два… ТРИ! Умница! Теперь дыши, отдыхай… Нет, не смей, погоди! Когда я скажу, будешь… Дура, ты ведь замучаешь дите, терпи! Терпи, цыганка же! Вот сейчас можно… Ну!!! Пошла!!! Изо всех сил!.. Ох, чертова кукла, ты же мне руку оторвешь… Дыши, сейчас скоро опять… Господи, помоги, не оставь в великой милости своей, ну! Ну, давай! НУ-У-У!!!
Когда снаружи сквозь удары грома и шелест дождя послышались тяжелые шаги старухи Двойры, а под окном мелькнула ее зеленая шаль, в перепачканных кровью руках Дины уже надсадно ревел красный сморщенный комочек, а Копченка, запрокинув лицо, часто и тяжело дышала.
– Шо тут? – кряхтя, вопросила бабка, переваливаясь через порог. – Ваша скаженная влетела как со шкипидара, взголосила так, шо кота за окно вынесло! Ну? Где?
– Уже, кажется, все… – хрипло произнесла Дина, глядя через плечо старой еврейки на стоящую у порога Мери. – Вот… Меришка, я напрочь с перепугу забыла – два раза или один надо перетягивать пуповину?
– Ой, да какая уже разница… – Мери, взявшись за мокрую голову, съехала по дверному косяку на пол. – Ди-и-ина, ты бы знала, как я бежала… И не успела…
– Та где ж все, где ж все, халамидницы?.. – вдруг послышался озабоченный голос Двойры. – Какое тут все, когда еще один уже подхватился вылазить… Тряпочка где? Воды дайте! А ты, милая, пособляй, уж малость осталось, третьего, поди, у тебя там не запасено? Ну – поихалы! И не лякайся, цыганочка, второй уж как пробочка по карасину пойдет!
Гроза кончилась глубокой ночью, когда измученная Копченка спала мертвым сном в постели Дины, а под ее руками, каждый со своей стороны, сопели два коричневых малыша. Эти мальчишки, родившиеся на свет с разницей в четверть часа, до смешного напоминали отца, и первыми словами Юльки, взглянувшей на своих детей, было: «Слава богу… А то он не верил…»
– Ну вот скажи, что Юлька за дура? – негромко спросила Дина. Она стояла у закрытого окна, по которому бежали капли дождя, и свет свечи дробился в них желтыми искорками. – Ведь ей рассказывали бабки, Юлька должна была знать… Неужели она в самом деле не поняла, что рожает?
– Знаешь, мне кажется, нет, – отозвалась Мери. Она сидела за столом, подперев голову рукой, и в который раз пыталась отпить остывшего чая из стакана, но от усталости никак не могла донести стакан до рта. – Все-таки у нее это впервые, и курсов, как мы с тобой, Юлька не кончала…
– Но что воды-то отошли, можно было почувствовать?! – взвилась, хлопнув ладонью по раме, Дина. – И, ты вообрази, она еще отпихивала меня, как зачумленную! Что за проклятый характер! И ради кого, боже?!. Меришка, наверное, ты лучше меня понимаешь?! Что, что в Митьке, мерзавце, можно сыскать такого, чтобы из-за него!..
Не договорив, Дина смолкла, прижалась лбом к стеклу. Мери, обхватив ладонями стакан с чаем, молча, обеспокоенно смотрела на нее.
– Одно хорошо – Мардо теперь не выпустят, – глухо, не оборачиваясь, сказала Дина. – Я знаю наверное – красных шпионов не отпускают. Сейчас даже одного подозрения достаточно, чтобы… Знаешь, он ведь каждый вечер ждал меня у ресторана!
– Приставал?
– Нет, слава богу, я никогда не выходила одна, но… Сидел, сукин сын, и смотрел!!! Меришка, видит бог, я никогда людям смерти не желала, но тут… – Дина протяжно вздохнула, перекрестилась. – Вспомнил про нас господь. Я теперь хоть засну наконец спокойно.
– Жалко Юльку, – помолчав, отозвалась Мери. – Она любит его как сумасшедшая.
– Ничего. Другого кого-нибудь полюбит, – отрезала Дина. – Мардо полподошвы ее не стоит, христопродавец, тварь… – Она вздрогнула. – К тому же у нее теперь дети, будет чем голову занять. И, знаешь что… пойдем спать. Я насилу на ногах держусь. Поди только взгляни, как там Юлька. Спит? Не горячая? Крови под ней нет?
– Нет, все хорошо. – Мери аккуратно прикрыла дверь в соседнюю комнату. – Ты права, надо спать… В таборе, верно, с ума сходят.
– Ничего, рано утром поедем туда и все расскажем. – Дина дунула на свечу, и комната утонула в мягкой, сырой, шуршащей дождем темноте.
…– Да ты, что ли, сбесилась, дура несчастная?! Встань! Убью! Тебе нельзя, ошалела совсем, полоумная?! Встань, чтоб ты сдохла, я тебя придушу сейчас!!!
Оглушенная Мери торчком села на постели, хлопая глазами и лихорадочно силясь понять, где она находится, который сейчас час и кто это так истошно верещит за стеной. Комнату заливал яркий солнечный свет, о ночной грозе напоминала лишь непросохшая лужа под подоконником с растоптанными в ней розовыми лепестками, в задвинутом под стол жестяном тазу мокли бурые от крови полотенца, и, увидев их, девушка разом вспомнила все. Голоса за стеной звенели еще громче и пронзительней, и уже было понятно, что возмущенно кричит Дина, а воет, захлебываясь слезами, Копченка. Когда же к этому хору присоединились два басистых, похожих на гудение шмелей, детских крика, Мери вскочила и выбежала из
