Чем больше я слушал их перебранку, тем более это было невыносимо, поэтому я поспешил улизнуть, пока никто не видел. Но не успел я дойти до высокого коричного дерева, как показался бежавший навстречу мне ратник в полной боевой форме из парчи, который, завидев меня, рухнул на колени. «Варвары прорвали нашу оборону, генерал Чжэн, командующий войсками на западе, прислал государю срочное донесение». Я мельком глянул на письмо с тремя перьями у него в руках. «А я-то тут при чем. Отнеси это донесение госпоже Хуанфу». Подпрыгнув, я отломил усеянную ароматными цветами ветку коричного дерева и ее концом хлестнул стоящего на коленях ратника по спине. «Меня все эти ваши дела не интересуют, — бросил я, уходя. — Целыми днями преподносите мне то одно, то другое, просто голова болеть начинает, говоришь, варвары прорвали нашу оборону? Так возьмите и выдворите их туда, откуда они пришли».
Бесцельно прогуливаясь по дворцу, я, в конце концов, остановился перед алхимическим котлом покойного государя. Бронзовая поверхность сверкала в лучах заходящего солнца, и мне показалось, что я вижу, как в кипящей жидкости кружится пилюля коричневого цвета. Огонь под котлом давно угас, но над ним поднимался аромат какого-то необычного лекарства и обжигающие клубы пара. Мой красный парадный халат с вышитыми драконами быстро намок: близ алхимического котла покойного государя я всегда обильно потею. Размахнувшись, я хлестнул веткой коричного дерева по поверхности котла, способного вращаться вокруг своей оси, а в это время откуда-то сзади, как призрак, появился старый слуга Сунь Синь, причем так неожиданно, что я даже вздрогнул. На лице его, как и прежде, лежала печаль, а в глазах светилось безумие. Он протянул мне сломанную стрелу.
— Откуда это у тебя? — удивился я.
— С Тунчишань. Оттуда, где гнали зверя. — И он указал на северо-запад. — Это отравленная стрела, — добавил он, и его обветренные губы задрожали, как осенние листья.
Я вернулся мыслями к тому, что произошло на охоте, и в душе снова воцарилось уныние. Было ясно, что покушавшийся пользовался покровительством моей бабки, госпожи Хуанфу, а вот сама отравленная стрела попала в руки спятившего старика Сунь Синя. Непонятно только, где он ее отыскал, и зачем ему вздумалось вручать ее мне.
— Выкинь ее, — сказал я Сунь Синю. — Она мне не нужна. Я знаю, кто ее выпустил.
— Стрела убийцы уже выпущена, и бедствия скоро обрушатся на царство Се. — Сунь Синь небрежно отшвырнул стрелу в сторону. В его печальных глазах вновь выступили слезы.
Сунь Синь приводил меня в восторг. Мне казалось оригинальным и интересным то, как он переживает за все на свете. Старый безумец нравился мне больше всех остальных слуг и рабов во дворце, и по этому поводу моя бабка, госпожа Хуанфу, и Вдовствующая Императрица, госпожа Мэн, уже выражали высочайшее неудовольствие. Но у меня с самого детства установились необычайно близкие отношения с Сунь Синем, и я нередко вытаскивал его из дворца на улицу поиграть в классы.
— Не плачь. — Вынув носовой платок и вытерев ему щеки, я потянул его за руку. — Пойдем, попрыгаем в классы. Давно уже мы в них не играли.
— Прыгай, прыгай в классы. Скоро бедствия обрушатся на царство Се. — Бормоча эти слова, он приподнял левую ногу и запрыгал по клеточкам. — Раз, два, три. Скоро бедствия обрушатся на царство Се…
Осуществить план по наказанию Дуаньвэня и Дуаньу не удалось, потому что никто из палачей не осмеливался поднять на них руку. Прошло несколько дней, и однажды я увидел, как они идут, взявшись за руки, мимо Зала Изобилия Духа. Это зрелище повергло меня в еще большее уныние. Я понимал, что палки в колеса мне ставит моя бабка, госпожа Хуанфу, и это вызывало во мне крайнее неудовольствие. «Раз ее слово — закон, размышлял я, почему бы ей просто не занять трон Се?»
Почувствовав, что меня что-то гложет, госпожа Хуанфу велела мне прийти к ее постели в Цзиньсютан — Зале Парчовых Узоров и стала молча разглядывать меня. Без румян и пудры она выглядела изможденной и старой, и меня даже посетила мысль, что госпожа Хуанфу скоро займет свое место в Царских Могилах у подножия Тунчишань.
— Отчего ты такой мрачный, Дуаньбай? — спросила она, беря меня за руку. — Или сдох один из твоих любимых сверчков?
— Зачем мне быть государем Се, если я во всем должен слушаться тебя? — выпалил я. Это получилось у меня громко и неожиданно, а что говорить дальше, я и не знал и только наблюдал, как она рывком села в кровати, и на ее лице отразились удивление и неудовольствие. Я инстинктивно отступил назад.
— Кто научил тебя говорить здесь такое? Госпожа Мэн или этот твой наставник Цзюэкун? — Тон ее вопросов устрашал, а сама она в это время потянулась за стоявшей у кровати тростью. Я отступил еще на шаг, опасаясь получить этой тростью по голове. Но меня госпожа Хуанфу не ударила. В конце концов ее трость описала дугу в воздухе и опустилась на голову одной из девушек-служанок.
— Что ты здесь ошиваешься? — рыкнула госпожа Хуанфу. — Убирайся прочь.
Маленькая девочка с полными слез глазами шагнула за ширму, а я вдруг не удержался и разревелся.
— Дуаньвэнь пустил в меня стрелу на охоте, — всхлипывал я, — а ты даже не позволяешь наказать их. Если бы не Цзюэкун, стрела попала бы в меня.
— Я уже подвергла твоих братьев наказанию. Все четверо получили по три удара тростью. Разве этого недостаточно?
— Недостаточно! — выкрикнул я. — Я хочу, чтобы Дуаньвэню и Дуаньу отрубили пальцы, чтобы они больше не могли стрелять из-за угла.
— Эх, ты, несмышленыш. — Госпожа Хуанфу притянула меня к себе и усадила на ложе, легонько теребя за уши. В уголках ее губ снова заиграла материнская улыбка. — Первое требование к правителю, Дуаньбай, — быть милосердным. Нельзя быть злым или жестоким. И я уже не первый раз говорю тебе это. Неужели ты все забыл? Есть и другое. Дуаньвэнь и все остальные — потомки царской фамилии Се, наследные принцы. Как ты предстанешь перед духами своих предков, если отрубишь им пальцы?
И как будешь смотреть в глаза чиновникам двора и остальным подданным?
— Но разве Дайнян не отрубили пальцы за то, что она стала отравительницей? — не сдавался я.
— Это дело другое. Дайнян — холопка из подлого люда, а у Дуаньвэня с братьями в жилах течет царская кровь, к тому же они — мои любимые внуки. Я не позволю, чтобы они так запросто лишились пальцев.
Я сидел, свесив голову, рядом с госпожой Хуанфу и слышал исходивший от ее одежды запах мускуса и линчжи.[14] На поясе с драконами и фениксами у нее висел чудный жезл жуй из кристально чистого нефрита, и меня так и подмывало схватить его и запихнуть себе в карман. Жаль вот, не хватило духу.
— И вот еще что, Дуаньбай. У нас во дворце Се возвести на царский трон легко, но и свергнуть с него ничего не стоит. Хорошенько запомни эти слова.
Этот последний наказ моей бабки, госпожи Хуанфу, я усвоил хорошо. Широкими шагами я вышел из Зала Парчовых Узоров и, проходя через сад с хризантемами, яростно плюнул на эти ненавистные цветы. «Старуха проклятая! Чем скорее умрет злобная карга, тем лучше», — тихо выругался я. Этому выражению я выучился у вдовствующей императрицы, госпожи Мэн. Но, даже выругавшись, я не утолил гнева, поэтому запрыгнул на любимую клумбу госпожи Хуанфу и стал топтать желтые хризантемы. Подняв глаза, я вдруг увидел побитую бабкой маленькую служанку, которая стояла под карнизом, изумленно уставившись на меня. На лбу у нее, там, куда пришелся удар тростью долголетия, вздулся кровавый волдырь. Я вспомнил совет госпожи Хуанфу быть милосердным, и мне стало смешно. На ум пришло одно из заученных наизусть во время учебы в Павильоне Горного Склона наставлений: «Если слова расходятся с делами, в этом повинен сам человек», «Госпожа Хуанфу — прекрасный тому пример», — решил я.
Как раз в это время через округлые «лунные» ворота перед Залом Парчовых Узоров вошли Дуаньвэнь и Дуаньу. Спрыгнув с клумбы, я преградил им дорогу. По их ошарашенному виду я понял, что они никак не ожидали застать меня здесь.
— Вы чего сюда заявились? — недобро осведомился я.
— Идем к бабушке на поклон, — промямлил Дуаньвэнь, и в его голосе не было ни заносчивости, ни
