генералов, коих корпус в Милане и в окрестностях, а между ними зятя барона Штейна, гр. Вальмодена, который и в нашей службе был генералом. Осмотрел огромную больницу, в коей тысячи поместиться могут. Она основана узурпатором, герцогом Сфорца.
8 ноября выехал в 4-м часу утра в Парму, сопровождаемый жандармами до самого рассвета. В 8 часов был я уже в Лоди, взглянул на место сражения, которым славится город еще более, нежели сыром своим; ибо так называемый пармезанский сыр делается в Лоди, а не в Парме. Переменили лошадей в Казаль- Пустерленго. Прошлого года отсюда своротил я влево к Кремоне и Мантуе, теперь вправо к Пьяченце (т. е. Plaisance, а как по-русски, право, забыл!) - все на Ломбардской равнине до самого По. На таможне, Caroffa, почти у берега По, прописали паспорты, но, не осматривая, впустили нас во владения вдовы Наполеоновой, Марии Луизы, герцогини Пармской, Пьяченской и Гвастальской. В них 7000 австрийского войска. В Пьяченце пробыл два часа; смотрел здания, площадь, церкви и двух бронзовых коней с двумя герцогами перед готическим зданием. Сии кони славны в истории художеств: на них сидят Alessandre Farnese и Rannucio Farnese. Собор древний. Город обтекают По и Требия, кои здесь сливаются. Тотила осаждал его. В парижском мире уступили его Марии Луизе. Уже Плиний хвалит благорастворение его атмосферы. За Пьяченцой Campo Morto, где римляне разбиты Ганнибалом; далее развалины Веллийские. Из Пьяченцы начинается древний римский путь, называемый Фламиниевым.
Через Фиоренцолу, Borgo-S. Donnino, переехав не раз реку Таро, в 9-м часу вечера приехал я в Парму. В почтовом трактире, в столовой, собрание портретов от Наполеона до кривого генерала Нейперга. 9 ноября осмотрел я церкви, особливо Бенедиктинскую, где Корреджио в молодости своей написал 'Вознесение господне' и сею картиною начал славу свою; весь купол и арки им же исписаны. Менгс почитал апостолов, окружающих Христа во всей славе его, чудом живописи, особливо перспективы. Прежде Корреджио никто не доводил перспективы до такого совершенства. Il Chiostro, или внутренние аркады, сени монастырские' также примечательны живописью ученика Корреджио. Собор и крещатик (il battistero) - оба италиано- готической архитектуры. Купол собора росписан также Корреджием. Я влезал почти до самого купола, видел образ 'Успения': это торжество ангельской, чистой жизни и бессмертия! Караччи восхищались им: все сии фрески еще живы и служат образцами для живописцев. С благоговением приблизился я здесь (в соборе) к памятнику Петрарки; но здесь один памятник и бюст, прах - в Арква. 'Per la memoria di quel uomo… caro alia lingua ed al cuore', - эти слова не из надписи, а из Бертолуччи; надпись латинская: 'Juvenilium juvenis, senilium senex studiosissimus'. Здесь гроб славного Бодони. Крещатик любопытен древностию. Он весь обложен мрамором: ваза, или купель, из одного куска: в ней несколько человек погрузить или обливать можно. И здесь некогда крестили по-нашему, par immersion, т. е. погружали в воду, а не обливали, как теперь у католиков, коих мы потому и называем, кажется, в Малороссии,
В латинской надписи под портретом Бодони назван великим. Здесь типографщик; во Флоренции - монах-аптекарь. - Издания Грея, Данта славятся отделкою. Лорд Спенсер и граф Бутурлин имеют полное собрание всего, что издано в типографии Бодони: вдова доставила графу Бутурлину даже визитные карточки, у ней напечатанные. Осмотрел и atelier гравера Тоски славного ученика Бервика. Chef-d'oeuvre его - тоскан‹ский› герцог, ныне здесь царствующий, и вшествие Генриха IV в Париж, с Жерара. Часто для гравирования одной картины нужно 2, 3 и 4 года. Был и в университете. Канцлер оного, Ломбардини, познакомил меня с устройством учебной части в трех герцогствах, прочел статистику оной, из коей видно, что здесь не 40 человек учится! По статистическим соображениям Дюпеня это juste milieu между просвещенным государством и во _мраке и сени смертней_ седящими! В Парме, в 3 факультетах учатся 420 студентов; 4-й факультет переведен после смут италианских в Пьяченцу. Университетское здание досталось университету после иезуитов, кои отсюда изгнаны вскоре после уничтожения их ордена в Испании и Португалии. Канцлер снабдил меня регламентом университетским. В театре давали драму из романа Манзони 'I Promessi sposi'. Актеры не дурны. Вдова Наполеона сидела в ложе. Для австрийских офицеров оставляются два ряда кресел; это их привилегия почти во всей Италии. Я был в ложе М. А. ‹Нарышкиной›, и с тех пор (начиная от Женевы до Милана) мы каждый вечер здесь в Модене, в Болоний, и наконец во Флоренции, встречаемся в трактирах, на дороге и в театрах.
10 ноября в воскресенье приехал я в Модену. За несколько миль отсюда увидел я Апеннины, покрытые снегом. На таможне продержали аббата более часу (меня не осматривали по прежней причине) и раскрывали все его чемоданы, наполненные молитвенниками и проповедями, коими запасся бедный миссионер для исполнения обязанностей своего ордена, и за эти проповеди взяли с него пошлину, вопреки русской пословице… Земля богатая, обработанная; река Secchia напояет ее. От нечего делать спорил я с попом-лазаристом-миссионером о чудесах. Он насказал мне много и о чудесах, недавно умершими братьями его ордена совершенных, а я называл его и товарищей его идолопоклонниками, и он продолжал бормотать про себя воскресные молитвы. На половине дороги к Модене Reggio, 'il natio nido' Ариоста. Я осмотрел древний собор с колоссальным Адамом и Евою и церковь della Chiara, замечательнейшую в Реджио. Почти напротив собора дом, где родился Ариост, с надписью: 'qui nacque Ludovico Ariosto il giorno 8 di Settembre 1474'; но не все полагают, что Ариост здесь родился, хотя Байрон и воспел за это Reggio. Статуи галла Бренна не успел видеть. По дороге беспрестанно спрашивали нас о паспортах: в два часа приехали мы в Модену. Я обежал город, взглянул на огромный, несоразмерный царству, дворец; зашел в древний, но ни чем не замечательный собор; гулял по валу, встретил два или три кабриолета с моденскими fashionable и толпы гуляющих в черных платьях и в покрывалах, 'Zandoda' называемых. Любовался голубо-сизыми Апеннинами, кои темнели италианским захождением солнца. Зашел в Доминиканскую церковь, соединенную с дворцом; перед дворцом пушки и две гвардии: немецкая и италианская! Неподалеку дом Меноти… {12} обедал с болонезцами, собирался ехать на Равенну, но они отговорили меня: недавно в Романии ограбили дилижанс; теперь там и проезд труден с большими чемоданами, а в моих уложена италиано-немецко- французско-русско-английская библиотека! К счастию, охранил ее и от моденских досмотрщиков - охранный _лист австрийский_!
Вечер с М. А. ‹Нарышкиной› в придворном театре. Давали какую-то оперу 'Maria di Brabante'. {13} Наша Шоберлехнер, некогда в продолжение 10 лет, 10-летняя Далиока, пела порядочно. (Прошлого года слышал я ее в Болоний, в Анне Болена). Костюмы, декорации - лубошного, а не придворного театра. Герцог в ложе со всем семейством; в партере его гвардия, его музыканты, австрийские солдаты: все шумят, корячутся, припевают, хоть бы в отсутствии двора. Балет - несносная фарса! {14} На сцене ведьм больше, нежели в балладах Жуковского. Герцогиня, по набожности, не была в театре. На другой день, 11 ноября, отправился я в собор взглянуть на Secchia Rapita. Но ключ от
