членов: Вильменя, Кузеня, Дюбуа, и проч. и проч. - Вот вам главная мысль моя о здешней передряге, я почерпнул ее из журналов, из соображения разных мнений и из дел и действующих лиц, коих вижу с утра до вечера. Это мнение согласно со многими в главном, особливо с теми, кои по своему положению могут оставаться беспристрастными зрителями государственных и политических изменений, здесь совершающихся. Конечно, и Гизо еще не без надежды (il a aussi des chances en sa laveur). Ламартин, недавно встретив его после речи его, сказал ему а реи pres так: 'Cette generation vcus appartient, et vous lui appartiendrez encore 10 ans; mais apres ce sera au parti social (коей он себя почитает корифеем) a mener la barque'. Тьер, недавно встретив Ламаотина и депутата Janvier (коего также причисляют к сей же новой партии), поклонился им, приветствуя: 'Je salue le parti social'. Доктринеры усаживались на канапе: le parti social n'aura besoin que d'une causeuse. Ламартин почитает себя глубоким политиком, и Талейран, подшучивая над ним, уверял его, qu'il etoit encore un plus profond politique que grand poete, но что он взойдет на политический горизонт не прежде как чрез 30 лет, что теперь его еще немногие постигают, и т. д. Ламартину все льстят; недавно Гизо уверял его, что он может прочесть ему наизусть из каждой страницы 'Жослена' по десятку стихов. Всего-навсего Ламартин получил до 8000 стихов похвальных, по издании поэмы своей. Все сии панегирики могут повредить только совершенству, отделке стихов, может быть и таланту его, но, конечно, не сердцу и не благородному его характеру. Уверяют, что он сбирается весною, вместе с Берье, в Петербург. Четыре молодые легитимиста точно едут, в числе их Labouillerie (сын бывшего интенданта дворца) и Фалу, умный и молодой литератор, он будет и в Москве.
1 апреля 1836. Вчера был у меня Гейнрихс, издатель 'Коммерческого архива'. Я показывал ему русскую 'Коммерческую газету'; подарил ему английские приложения и предлагал и самую газету. Гейнрихс постарается приискать кого-нибудь для перевода любопытнейших сведений, а между тем просит присылать к нему хоть в литеральном переводе на французском или хотя на немецком статьи из вашего журнала, кои могут иметь общий интерес для европейской или всемирной торговли. Он с благодарностию помещать их будет. Я, кажется, писал из Лондона, что Mac'Culloch, профессор политической экономии в Лондонском университете и известный писатель, издал коммерческий и мануфактурный лексикон, коего вышло уже два издания. Он желал, чтобы он сделался и в России известен. Ныне вышел перевод его на французском 'Dictionnaire du commerce et des marchandises, par Mac'Culloch'. Оригинал в одном толстом и мелкопечатнсм томе, из коего выйдут, вероятно, четыре на французском. Его можно назвать коммерческою энциклопедией) во Франции, где со времен Савари начались подобные лексиконы; лучшей книги и полнейшей по сей части еще не было. Не желая шарлатанствовать по такой сухой материи, посылаю газетную статью о сем лексиконе. Она может пригодиться вам и познакомит вас с полезною книгою. Mac'Culloch издал уже, вероятно, статистику Англии, по официальным материалам, и она вам могла бы очень пригодиться.
Регулярно ли вы читаете 'la Gazette de France' и знаете ли статьи литературные Нитманов братьев, кои прежде работали для 'Quotidienne'? Примечательнейшие о Боссюете (Bossuet Sermonnaire) в двух номерах, о Тьере как историке и ораторе и недавно о философе Лерминье. Все писаны прекрасно и дельно, хотя энтузиазм ко двору Людовика XIV в статьях о Боссюете и подлежит некоторым отметкам, но он справедлив к веку его в литературном отношении. 'Le XVII-me siecle, ce paradis perdu de la litterature', в который он 'глазами французской газеты заглядывает' из недр нынешнего литературного хаоса. Он защищает Боссюета за его проповедь, произнесенную 'pour la profession de m-me la Valine', которую и г-жа Севинье признавала недостойною гения Боссюета. Сии статьи примечательны и тем, что они доказывают, сколько еще здесь симпатии в умах и в сердцах не только высшего класса, но и в литераторах-roturiers, к прошедшему и как еще и теперь ослеплены писатели и даже историки блеском двора, столь чуждым нашему времени. Подумаешь, что они хотят уверить, как будто бы религия христианская сама получила какой-то новый блеск от того, что Людовик
Боссюету нужны были знатные грешники. Вспомните, для кого и перед кем проповедовал Иисус Христос, кого он навещал, кого исцелял, кто были друзья его, братья его, - и с сими воспоминаниями о друге бедного Лазаря прочтите следующие строки, кои так понравились читателям de la 'Gazette de France': 'В присутствии этой королевы, перед которой за много лет до того Боссюет в этом же самом месте произнес проповедь при пострижении в монахини м-ль де Буйон, в то время когда Мария Тереза в первый раз появилась в своей столице, облеченная блеском королевской власти и изяществом молодости, сегодня превосходный проповедник собирался ввести на путь монашеской жизни жертву не менее знаменитую, чем м-ль де Буйон, ту, чье легкомыслие в течение столь долгого времени наполняло горечью сердце ее королевы и благодаря которой прекрасная и благородная корона Франции, возложенная Анной Австрийской на голову королевы, стала терновым венцом. Величественная и прекрасная картина, достойная взоров этого общества, картина, над которой витала огромная тень Людовика XIV, чье отсутствие говорило само за себя'.
Ла Вальер оправдала Боссюета 36-летнею жизнию в монастырском покаянии. 'Таким образом, теснимая со всех сторон, она может дышать только устремляясь к небу'. Боссюетовское выражение! Он писал о ней: 'Я говорю, а она действует. Я произношу речи, а она творит!'. Заключу словами Нитмана, после обращения Боссюета к ла Вальер назвавшего ее сестрою: 'Как чудесна религия, по мановению которой почитают тех, кто унижает себя, а добродетель говорит раскаянию: сестра моя'.
Другая статья того же автора и в той же газете - о Лерминье. Она также мне очень понравилась беспристрастием и основательностию критика, но критик мог бы смелее нападать на того, кто сам осмелился сказать Паскалю: 'Vous vous trompez, Pascal', - находить ошибки в Кювье и поправлять Боссюета! - Нитман, критикуя Лерминье, associe a tout moment son nom a celui de Bacon, de Bossuet, de Leibnitz et le prend trop au serieux. И они так же, как и Лерминье, краткими статьями просвещали век свой и потомство. Лерминье объявляет, что хочет следовать примеру Бэкона и Лейбница, собирает все разнородные, в разных журналах рассеянные статьи свои о Пиндаре, о двухкопеечной энциклопедии, об эфемерных явлениях эфемерной литературы - и ставит их в категорию 'Опытов' Бэкона, мелких творений Лейбница и полемики Боссюета! Я желал бы, чтоб критик к сильным замечаниям своим присоединил на- смешку, которая вернее разочаровала бы молодую толпу, стекающуюся au College de France на пустословие экс-сен-симониста. Вот как отвечает критик на гордую фразу болтуна-профессора в его предисловии (я чувствую, что склонен работать таким же образом, как Лейбниц и Бэкон): 'Бэкон и Лейбниц действительно опубликовали в течение своей жизни большое количество, коротких и содержательных произведений, в которых они давали пример проникновенного разрешения проблем своей эпохи; и к этому высокому примеру профессор Коллеж де Франс мог бы добавить пример Боссюета, этого писателя, столь меткого, громогласные реплики которого не давали заблуждению развиться, едва оставляя ему время для возникновения. Как Бэкон и Лейбниц, Боссюет трактовал вопросы по мере того, как они возникали, кратко, но решительно. Это было периодической прессой той эпохи. Так как эпоха скорее была склонна к философии и религии, нежели к политике, то в
