Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Заговорил он… Странен, но понятен
Параше смысл уклончивых речей…
Она его боится, но приятен
Ей этот страх — и робости своей
Она едва ль не радуется тайно.
Шутя, скользит небрежный разговор;
И вдруг глаза их встретились случайно —
Она не тотчас опустила взор…
И встала, без причины приласкалась
К отцу… ласкаясь, тихо улыбалась,
И, говоря о нем, сказала: «он».—
Читатель, я — признайтесь — я смешон.

XLIII

А между тем ночь наступает… в ряд
Вдали ложатся тучи… ровной мглою
Наполнен воздух… липы чуть шумят;
И яблони над темною травою,
Раскинув ветки, высятся и спят —
Лишь изредка промчится легкий трепет
В березах; там за речкой соловей
Поет себе, и слышен долгий лепет,
Немолчный шёпот дремлющих степей.
И в комнату, как вздох земли бессонной,
Влетает робко ветер благовонный
И манит в сад, и в поле, и в леса,
Под вечные, святые небеса…

XLIV

Я помню сам старинный, грустный сад,
Спокойный пруд, широкий, молчаливый…
Я помню: волны мелкие дрожат
У берега в тени плакучей ивы;
Я помню — много лет тому назад —
Я в том саду хожу в траве высокой
(Дорожки все травою поросли),
Заря так дивно рдеет… блеск глубокой
Раскинулся от неба до земли…
Хожу, брожу, задумчивый, усталый,
О женщине мечтаю небывалой…
И о прогулке поздней и немой —
И это всё сбылось, о боже мой!

XLV

«А не хотите ль в сад? — сказал старик,—
А? Виктор Алексеич! вместе с нами?
Сад у меня простенек, но велик;
Дорожки есть — и клумбочки с цветами».
Они пошли… вечерний, громкий крик
Коростелей их встретил; луг огромный
Белел вдали… недвижных туч гряда
Раскинулась над ним; сквозь полог темный
Широких лип украдкою звезда
Блеснет и скроется — и по аллее
Идут они: одна чета скорее,
Другая тише, тише всё… и вдруг
С супругой добродетельный супруг

XLVI

Отстал… О хитрость сельская! Меж тем
Параша с ним идет не слишком скоро…
Ее душа спокойна — не совсем:
А он не начинает разговора
И рядом с пей идет, смущен и нем.
Боится он внезапных объяснений,
Чувствительных порывов… Иногда
Он допускал возможность исключений,
Но в пошлость верил твердо и всегда.
И, признаюсь, он ошибался редко
И обо всем судил довольно метко…
Но мир другой ему был незнаком.
И он — злодей! — не сожалел о нем.

XLVII

«Помилуйте, давно ль ваш Виктор был
И тронут и встревожен и так дале?»
Приятель мой — я вам сказать забыл —
Клялся в любви единственно на бале —
И только тем, которых не любил.
Когда же сам любовной лихорадки
Начальный жар в себе он признавал,
Его терзали, мучили догадки —
Свою любовь, как клад, он зарывал,
И с чувствами своими, как художник,