одолжение.
Ракитин. Да чем могу я вам помочь, Игнатий Ильич?
Шпигельский. Как чем? помилуйте. Вы, Михайло Александрыч, войдите в мое положение. Собственно я в этом деле сторона, конечно; я, можно сказать, действовал больше из желания угодить… Уж погубит меня мое доброе сердце!
Ракитин
Шпигельский
Ракитин. И охота же вам была, Игнатий Ильич, взяться за это дело. Ведь Большинцов, между нами, ведь он просто глуп.
Шпигельский. Вот тебе на: между нами! Экую новость вы изволили сказать! Да с каких пор одни умные люди женятся? Уж коли в чем другом, в женитьбе-то не следует дуракам хлеб отбивать. Вы говорите, я за это дело взялся… Вовсе нет. Вот как оно состоялось: приятель просит меня замолвить за него слово… Что ж? мне отказать ему было, что ли? Я человек добрый: отказывать не умею. Я исполняю поручение приятеля; мне отвечают: «Покорнейше благодарим; не извольте, то есть, более беспокоиться…» Я понимаю и более не беспокою. Потом вдруг сами мне предлагают и поощряют меня, так сказать… Я повинуюсь; на меня негодуют. Чем же я тут виноват?
Ракитин. Да кто вам говорит, что вы виноваты… Я удивляюсь только одному: из чего вы так хлопочете?
Шпигельский. Из чего… из чего… Человек мне покоя не дает.
Ракитин. Ну, полноте…
Шпигельский. Притом же он мой старинный приятель.
Ракитин
Шпигельский
Ракитин. Другую пристяжную?
Шпигельский. Нет, признаться, целую тройку.
Ракитин. Давно бы вы сказали!
Шпигельский
Ракитин. Разве уж до того дело дошло?
Шпигельский. Да что вы воображаете?.. Не о женитьбе речь идет, а о позволении ездить, посещать…
Ракитин. Да кто ж это может запретить?
Шпигельский. Экие вы… запретить! Конечно, для всякого другого… но Большинцов человек робкий, невинная душа, прямо из златого века, Астреи*, только что тряпки не сосет… Он на себя мало надеется, его нужно несколько поощрить. Притом его намеренья — самые благородные.
Ракитин. Да и лошади хороши.
Шпигельский. И лошади хороши.
Ракитин. Нет, благодарствуйте.
Шпигельский. Так так-то, Михайло Александрыч. Я вас, вы видите, не хочу обманывать. Да и к чему? Дело ясное, как на ладони. Человек честных правил, с состоянием, смирный… Годится — хорошо. Не годится — ну, так и сказать.
Ракитин. Всё это прекрасно, положим; да я-то тут что? Я, право, не вижу, в чем я могу.
Шпигельский. Эх, Михайло Александрыч! Разве мы не знаем, что Наталья Петровна вас очень уважает и даже иногда слушается вас… Право, Михайло Александрыч
Ракитин. И вы думаете, что хороший это муж для Верочки?
Шпигельский
Ракитин
Шпигельский. Смотрите же, я полагаюсь на вас…
Ракитин
Наталья Петровна
Ракитин. Вам как будто неприятно…
Наталья Петровна
Ракитин. Шпигельский сейчас ушел отсюда.
Наталья Петровна
Ракитин. Этот уездный Талейран, как вы его называете, сегодня у вас, видно, не в милости… а, кажется, вчера…
Наталья Петровна. Он смешон; он забавен, точно; но… он не в свои дела мешается… Это неприятно. Притом он, при всем своем низкопоклонстве, очень дерзок и навязчив… Он большой циник.
Ракитин
Наталья Петровна. Может быть.
Ракитин. Он мне говорил… о Большинцове.
Наталья Петровна. А! об этом глупом человеке?
Ракитин. И об нем вы вчера иначе отзывались.
Наталья Петровна
Ракитин. Для всех… но, видно, не для меня.
Наталья Петровна
Ракитин. Для меня сегодня то же, что вчера.
Наталья Петровна