Но облеченные в его звуки, они бы показались прекрасными…
Впрочем, пора перейти к главному, капитальному произведению г. Познякова — к его поэме «Видение». Мейербера и Россини судят не по сорока мелодиям, изданным в Париже, не по «Музыкальным вечерам», а по «Гугенотам», по «Семирамиде», по «Севильскому цирюльнику»…*
Мы называем «Видение» поэмой, хотя она вся помещается на тринадцати страницах; но дело не в величине: дело в достоинстве. Начинается поэма описаньем сада. Ночь. Луна белеет, «спутница ночей и трех заплаканных очей». И вдруг…
— говорит себе автор, —
И вот автор, подстрекаемый любопытством, подходит, «чуть-чуть ступая»,
Заметьте, что о горах до сих пор слова не было сказано. Виденье гор не шевелится, и автору- мечтателю уж мнится, что
Но вдруг «ветер дунул от востока» — и автор увидал, что этот призрак — «молодая дева иль жена», и долго призрак
Явленье Гор начинает жаловаться на свою судьбу. «Могу ль, — говорит оно, — любить моего мужа? Не вижу в нем, — говорит оно, —
Сознайтесь, читатель, что слово Родосс никак нельзя было ожидать на этом месте… Это действительно колоссально.
Призрак видит кого-то… Вдруг шорох…
Она объявляет, что ждет человека, который
Наконец, приходит этот человек, рожденный благородной кровью. «Прошла минута их забвенья… И молвило Гор привиденье» — оно говорит ему: