Марианна повернула к нему голову через плечо и с изумлением приподняла брови.
— Это — тайна? Секрет? У тебя есть секрет?
— Да… да, — промолвил Нежданов и, весь смущенный, прибавил — в виде объяснения: — Это… портрет.
Слово это вырвалось у него невольно. В бумажке, которую Марианна держала в руках, был действительно завернут ее портрет, данный Нежданову Маркеловым.
— Портрет? — произнесла она протяжным голосом… — Женский?
Она подала ему пакетец; но он неловко его взял, он чуть не выскользнул у него из рук — и раскрылся.
— Да это… мой портрет! — воскликнула Марианна с живостью… — Ну — свой-то портрет я имею право взять. — Она выхватила его у Нежданова.
— Это — ты нарисовал?
— Нет… не я.
— Кто же? Маркелов?
— Ты угадала… Он.
— Каким же образом он у тебя?
— Он мне подарил его.
— Когда?
Нежданов рассказал, когда и как. Пока он говорил, Марианна взглядывала то на него, то на портрет… и у обоих, у Нежданова и у ней, мелькнула одна и та же мысль в голове: «Если бы он был в этой комнате, он бы имел право потребовать…» Но ни Марианна, ни Нежданов не высказали громко своей мысли… быть может потому, что каждый из них почувствовал ее в другом.
Марианна тихонько завернула портрет в бумажку и положила ее на стол.
— Добрый человек! — прошептала она. — Где-то он теперь?
— Как где?.. Дома, у себя. Я завтра или послезавтра пойду к нему за книжками, за брошюрами. Он хотел мне дать — да, видно, забыл при отъезде.
— И ты, Алеша, того мнения, что, отдавая тебе этот портрет, он уже ото всего отказывался… решительно ото всего?
— Мне так показалось.
— И ты надеешься его найти дома?
— Конечно.
— А! — Марианна опустила глаза, уронила руки. — А вот нам обед Татьяна несет! — вскрикнула она вдруг. — Какая она славная женщина!
Татьяна явилась с приборами, салфетками, судками. Пока она накрывала на стол, она рассказывала о том, что происходило на фабрике.
— Хозяин приехал из Москвы по чугунке — и пошел бегать по всем этажам, как оглашенный; да ведь он ничего как есть не смыслит, а только так, для, виду действует, для примеру. А Василий Федотыч с ним, как с малым младенцем; а хозяин хотел какую-то противность учинить, так его Василий Федотыч сейчас отчеканил; брошу, говорит, сейчас все; тот сейчас хвост и поджал. Теперь вместе кушают; а хозяин с собой компаньона привез… Так тот только всему удивляется. А денежный, должно быть, человек, этот кумпаньон, потому все больше молчит да головой потряхивает. А сам толстый-претолстый! Туз московский! Недаром пословица такая слывет, что Москва у всей России под горою: все в нее катится.
— Как вы все примечаете! — воскликнула Марианна.
— Я и то заметливая, — возразила Татьяна. — Вот, готов вам обед. Кушайте на здоровье. А я тут малость посижу, на вас погляжу.
Марианна и Нежданов принялись есть; Татьяна прикорнула на подоконник и подперла щеку рукою.
— Погляжу я на вас, — повторила она, — и какие же вы оба молоденькие да кволенькие… Так приятно на вас глядеть, что даже печально! Эх, голубчики мои! Берете вы на себя тяготу невмоготу! Таких- то, как вас, пристава царские — охочи в куролеску сажать!
— Ничего, тетушка, не пугайте нас, — заметил Нежданов. — Вы знаете поговорку: «Назвался груздем — полезай в кузов».
— Знаю… знаю; да кузовья-то пошли ноне тесные да невылазные!..
— Есть у вас дети? — спросила Марианна, чтобы переменить разговор.
— Есть; сынок. В школу ходить начал. Была и дочка; да не стало ее, сердешной! Несчастье с ней приключилось: попала под колесо. И хоть бы разом ее убило! А то — мучилась долго. С тех пор я жалостливая стала; а прежде — что жимолость, что я. Как есть дерево!
— Ну, а как же вы Павла Егорыча-то вашего — разве не любили?
— Э! то особ статья; то — дело девичье. Ведь вот и вы — вашего-то любите? Аль нет?
— Люблю.
— Оченно любите?
— Очень.
— Чтой-то… — Татьяна посмотрела на Нежданова, на Марианну — и ничего не прибавила.
Марианне опять пришлось переменить разговор. Она объявила Татьяне, что бросила табак курить; та ее похвалила. Потом Марианна вторично попросила ее насчет платья; напомнила ей, что она обещалась показать, как стряпают…
— Да вот еще что! Нельзя ли мне достать толстых суровых ниток? Я буду чулки вязать… простые.
Татьяна отвечала, что все будет исполнено как следует, и, убрав со стола, вышла из комнаты своей твердой, спокойной походкой.
— Ну, а мы что будем делать? — обратилась Марианна к Нежданову — и, не давши ему ответить: — Хочешь? так как только завтра начнется настоящее дело, посвятим нынешний вечер литературе. Перечтем твои стихи! Я судья буду строгий.
Нежданов долго не соглашался… однако кончил тем, что уступил, — и стал читать из тетрадки. Марианна села близко возле него и глядела ему в лицо, пока он читал. Она сказала правду: судьей она оказалась строгим. Немногие стихотворения ей понравились: она предпочитала чисто лирические, короткие и, как она выражалась, не нравоучительные. Читал Нежданов не совсем хорошо: не решался декламировать — и не хотел впадать в сухой тон; выходило — ни рыба ни мясо. Марианна вдруг перервала его вопросом: знает ли он удивительное стихотворение Добролюбова, которое начинается так: «Пускай умру — печали мало», — и тут же прочла его — тоже не совсем хорошо, как-то немножко по-детски.
Нежданов заметил, что оно горько и горестно донельзя, — и потом прибавил, что он, Нежданов, не мог бы написать это стихотворение уже потому, что ему нечего бояться слез над своей могилой… их не будет.
— Будет, если я тебя переживу, — произнесла медлительно Марианна — и, поднявши глаза к потолку да помолчав немного, вполголоса, как бы говоря с самой собою, спросила:
— Как же это он с меня портрет нарисовал? По памяти?
Нежданов быстро обернулся к ней…
— Да; по памяти.
Марианна удивилась, что он отвечал ей. Ей казалось, что она этот вопрос только подумала.
— Это удивительно… — продолжала она тем же голосом. — Ведь у него и таланта к живописи нет. Что я хотела сказать… — прибавила она громко, — да! насчет стихов Добролюбова. Надо такие стихи писать, как Пушкин, — или вот такие, как эти добролюбовские: это не поэзия… но что-то не хуже ее.
— А такие, как мои, — спросил Нежданов, — вовсе не следует писать? Не правда ли?
— Такие стихи, как твои, нравятся друзьям не потому, что они очень хороши, но потому, что ты хороший человек — и они на тебя похожи.
Нежданов усмехнулся.
— Похоронила же ты их — да и меня кстати!
Марианна ударила его по руке и назвала злым… Скоро потом она объявила, что она устала — и пойдет спать.