НЕДРЕМЛЮЩИЙ ЛЕС
ТАЙНИК
По ухабистой проселочной дороге, ведущей к поселку Ивацевичи, поседевшая от пыли кляча тащила старую, расшатанную телегу. На телеге стояли две бочки, укрытые деревянными крышками. Телегу встряхивало на ухабах, и прикрученные веревками бочки гулко бились одна о другую.
Рядом с телегой шагал мужик со спутанной рыжей бородой. Когда телегу сильно встряхивало, он беспокойно посматривал по сторонам тусклыми серыми глазами и нарочито громко понукал лошадь:
— Но, не балуй!
Светало. За телегой клубилась сизая пыль. Свежий ветерок легко сносил ее с дороги, и она оседала на темных кустах, редких березах и осинах, ложилась на гнилые болотные лужи, редко поросшие осокой.
Лошадь дотащилась до асфальтированного шоссе. Телегу перестало трясти. Мужик облегченно вздохнул и натянул вожжу, сворачивая направо.
Впереди, на светлевшем крае неба, четко определились густые ряды хат и сараев — поселок Ивацевичи.
Мужик прикрикнул на лошадь. Лошадь дернула телегу, но продолжала идти тем же ленивым привычным шагом.
У въезда в поселок стояли два немецких солдата в зеленоватых мундирах, круглых касках, с автоматами на груди. Один солдат шагнул на дорогу.
Мужик натянул вожжи. Лошадь охотно остановилась и повела ушами.
— Хальт! — крикнул солдат.
— Хальт, хальт, стою, — угрюмо буркнул мужик.
— Кто здесь? — спросил немец.
— Кто! Не видишь? Кажинный день ездию. Воду вожу вашему оберу-лейтенанту… Воду… Вассеру…
— О-о! Вассер, — сказал солдат и постучал прикладом автомата по одной из бочек. Бочка гулко загудела.
— Но-но, — рассердился мужик. — Побьешь — оберу вашему пожалуюсь.
— Вассер, вассер… Можно… — Солдат махнул рукой в сторону поселка и сошел с дороги.
Мужик дернул вожжи и чмокнул. Лошадь потащила телегу дальше. Телега загромыхала. Мужик негромко выругался и настороженно оглянулся.
Заросшая чахлой травой улочка была пустынна. Окна изб наглухо закрыты коричневыми, синими, голубыми, зелеными ставнями. За покосившимися ветхими изгородями зеленели яблони, отягощенные уже розовеющими плодами. На огородах цвел белым и сиреневым цветом картофель.
Где-то хрипло пропел петух.
Лошадь сама остановилась у колодца.
Мужик короткими непослушными пальцами торопливо начал развязывать веревки. Тугие узлы не поддавались.
— От завязал так завязал, — крякнул он, довольный своей работой.
Наконец веревки ослабли. Мужик снял крышку с передней бочки, вытащил из нее ведро. Поставив ведро под изгиб трубы, он качнул до блеска отполированный руками железный рычаг вверх-вниз, вверх- вниз. В дно ведра звонко ударила серебряная струя воды. Не заполнив ведра, мужик снова оглядел улицу, быстро подошел к другой бочке и снял крышку.
— А ну давай…
Из бочки выглянул парень лет двадцати двух, без шапки, темноволосый, с небритыми щеками, одетый в красноармейскую гимнастерку с оторванными петлицами. Парень плотно сжал губы и тихо простонал.
— Скоренько, — поторопил мужик и помог ему вылезть.
Парень спрыгнул на землю и с трудом удержался на ногах, затекших от сидения в бочке.
— До чего же неудобный вид транспорта! — сказал он, подтягивая голенища хромовых командирских сапог.
— Да уж не метра?, — буркнул мужик и, озираясь, добавил: — Видишь — четвертая калитка направо… доска новая… Тетей Катей хозяйку кличут… Она тебя сведет с нужным человеком.
— Спасибо.
— Не за что, — угрюмо буркнул мужик.
— Тебя как звать-то?
— Да хочь Иваном, хочь Романом. А можешь Миколой кликать.
— Ну бывай, Микола. Не поминай Алексея Черкова лихом.
Чуть пошатываясь, Алексей пошел вдоль забора, отсчитывая калитки, чтоб не ошибиться. Четвертая, с новой желтой доской была чуть приоткрыта.
В маленьком дворике, заросшем широкими лопухами, было пусто. Окна рубленой почерневшей хаты закрыты ставнями. Крыльца возле двери не было. Алексей потянул за деревянную ручку. Дверь оказалась запертой. Он тихонько постучал. За дверью послышались шаркающие шаги, кашель, что-то упало. Потом хрипловатый женский голос спросил.
— Кого в такую рань носит?
— Мне бы тетю Катю, — тихо ответил Алексей.
— Аль за самогоном? Ох, уж эти опохмельщики. Покою от вас нет.
Щелкнул ключ. Дверь приоткрылась. Алексей шагнул в темноту сеней. Женщина, открывшая дверь, вышла во двор и тут же вернулась. Алексей все еще стоял в маленьких темных сенцах.
— Чего стоишь? Иди в хату.
Хозяйка прошла вперед, и Алексей очутился в большой, но душной комнате. Слева громоздилась печь. Вдоль стены, от порога до «переднего угла», тянулась широкая скамья. На стене белели какие-то фотографии.
— Садись, соколик.
Алексей сел на лавку и вытянул ноги. Было приятно сидеть вот так, прислонясь к стене, впервые за много дней ощущать крышу над головой и вдыхать запах ржаного хлеба, овчины, теплого человеческого жилья. Глаза быстро привыкли к полумраку, и Алексей разглядел женщину, хлопотавшую возле печи. Она
