Коля повернулся, но его остановил рыжий:
— Между прочим, гражданин хороший, меня зовут Сергеем. Может, еще встретимся. И имей в виду: я очень даже обожаю пшенную кашу. Живот-то прошел?
Коля покраснел:
— Прошел.
Сергей засмеялся:
— Вот и хорошо. Тем более, что от такой каши кое у кого живот заболит. — И он подбросил на ладони черный Колин пистолет.
Коля пришел домой очень довольный и встречей в лесу, и новым знакомством. Он понимал, что судьба столкнула его с большой и важной тайной, и мысленно давал себе крепкую клятву хранить эту тайну — умереть, если надо, но не выдать ее никому.
К вечеру возвратилась мать, усталая и молчаливая. Собрала на стол, накормила ребят. Уложила спать. Сама легла и долго ворочалась и вздыхала.
Коля мог бы ее утешить, сказать, что есть сильные люди, которые помогут отцу. Но тайна есть тайна, он даже матери ничего не расскажет.
ЧЕГО БОИТСЯ КОЗИЧ
В эту ночь товарищ Мартын не пришел.
Коля проснулся утром с таким чувством, будто забыл сделать что-то самое главное. Тревожные мысли не давали покоя. А что если партизаны приходили, стучали в окошко, но не добудились и ушли? Ведь не сидеть же им до свету под яблоней!
Прихватив яблоко и кусок хлеба, Коля вышел в сад. Было сыро и прохладно. Видимо, ночью моросил дождь. Ветер гнал по небу со стороны леса рваные серые облака. Земля была влажной, а на дороге сверкали мелкие серые лужицы.
Коля медленно обошел хату, внимательно вглядываясь в землю. Мокрая трава была не примята, клумба под окном не тронута, только серая полоска земли вдоль хаты — вся рябая, будто в оспинках: сюда падали тяжелые капли с крыши.
Коля присел на верхнюю, сухую ступеньку крыльца, быстро съел хлеб с яблоком, удобно прислонился головой к перилам и стал смотреть в небо. Это была старая, привычная игра. Если долго смотреть на быстро бегущие облака, то кажется, будто они останавливаются, а сам ты летишь вместе с землей и солнцем, летишь неведомо куда. Сладко замирает сердце и кружится голова.
Неизвестно сколько Коля просидел бы вот так, зачарованный ощущением полета, если бы рядом не раздалось громкое: «Здравствуй».
Коля вздрогнул. Земля остановилась. Облака побежали прочь.
По ту сторону забора на дороге стояла белобрысая девчонка в высоких коричневых ботах и коротком синем пальтишке поверх пестрого сарафана. На голову ее был накинут серый платок. Лицо у девчонки было круглое, глаза серые и такие большие, будто она все время чему-то удивляется. Нос — пуговкой. Весь ее облик напоминал деревянную «матрешку».
Коля ее отлично знал. Звали девчонку Еленкой. Жила она в соседней деревне Яблонке с матерью и братом и была на год старше Коли.
— Ты чего, оглох, что ли? На «здравствуй» не отвечаешь, — сказала Еленка и вошла в калитку.
— Здорово. Тебе чего?
— Ничего.
— Ничего, так проваливай.
— Чего огрызаешься?
— А ничего. — Коля отвечал беззлобно. Ему, собственно, не хотелось обижать Еленку, но надо же было как-то поддержать свое мужское достоинство. Решив, что он достаточно подчеркнул разницу между ним, мужчиной, и ею, девчонкой, он уже совсем миролюбиво спросил: — Ты к Нинке?
— А вот и нет. К тебе.
— Ко мне-е? — переспросил Коля протяжно, и белесые брови его дрогнули и поползли верх.
— Дело есть.
— М-м-м… — хмыкнул Коля и, помолчав для важности, сказал: — Выкладывай!
— Не здесь, — тихо ответила Еленка. — Проводи меня немного.
Вот еще новости! Коля уставился на нее, будто впервой увидел. Уж нет ли тут какого подвоха?
— А ты куда?
— На кудыкину гору. Нечего дорогу закудыкивать. — Еленка засмеялась.
Коля покраснел от досады. Действительно, не принято спрашивать: «Ты куда?» Говорят, — дороги не будет. Есть такая примета. И он переспросил по-другому:
— Далеко идешь?
— Домой.
Помолчали. Еленка выжидательно смотрела на Колю. Он нехотя поднялся с крыльца.
— Ну идем.
Они вышли за калитку и двинулись по скользкой влажной дороге к селу, аккуратно обходя лужицы. Коля старался идти подальше от Еленки. Еще увидит кто — засмеет, с девчонкой связался. Барышню провожает.
Когда отошли от дома, Еленка повернула к Коле круглое веснушчатое лицо и тихо спросила:
— К тебе ночью человек должен был прийти?
Коля от неожиданности остановился у края лужи.
— А ты… ты почем знаешь?
— Знаю. Придет на той неделе. Велено сказать: «За чем придет — о том ни слова. И чтобы хранил». Понял?
— Понял. — Коля смотрел на Еленку во все глаза, шагнул к ней, ступив прямо в лужу, да так и остался стоять в воде. — А больше ничего не велено?
— Выйди из лужи-то, промокнешь, — сказала Еленка и направилась дальше.
Коля догнал ее и пошел рядом, плечом касаясь ее плеча.
— Еще насчет бати твоего…
— Ну?
— Жив он. Сидит в сарае вместе со всеми… Солдаты дуже строго сторожат…
— Чего с ним сделают? — в тревоге спросил Коля.
Еленка вздохнула.
— Не знаю… Может, только допросят и выпустят. Ну побьют маленько.
Коля почувствовал на своей руке теплую Еленкину ладошку и легкое пожатие маленьких пальцев.
— Ты не печалься. Там тоже наши люди есть.
Коля взглянул на Еленку. Губы ее были плотно сжаты. Глаза прищурились и стали колючими. Сходство с «матрешкой» исчезло.
Они сделали молча еще десяток шагов. Потом Еленка остановилась.
— В лес уходит народ. И мой брат уходит, — сказала она серьезно и тихо.
— А ты?
— Мы с мамой пока дома останемся. Ну, прощевай пока.
— До свиданья, Еленка. Спасибо тебе, — сказал Коля и протянул девочке руку.
Еленка пошла в село, а Коля повернул к дому.
Пошел мелкий холодный дождик.
Возле дома Коля обернулся. На другом конце дороги, едва видимая за тусклыми нитями дождя, маячила маленькая фигурка в коротком пальтишке.
Несколько дней Коля провел возле большого проселка, ведущего в Ивацевичи. Наносит матери воды
