тряпкой по стеклу.
Витька посмотрел на братьев и заулыбался. Зубов у него не хватало.
– Это вы вчера дралишь? - спросил он шепеляво. - Идем.
Братья пошли за Витькой сквозь беснующийся водоворот. Поднялись на второй этаж, отметив, что на перила лестницы набиты деревянные шишки. Чтоб не катались!
До чего все школы похожи! Коридоры разные, лестницы, окна, двери… А гам на переменках везде одинаковый.
Витька довел их до двери с табличкой 'ДИРЕКТОР ШКОЛЫ' и исчез в толпе.
Павел постучал, приоткрыл дверь.
– Можно?
За большим потертым столом сидел лысый мужчина, с желтым, изможденным лицом, с глубокими морщинами у носа и губ. Губы, наверное, не выдерживали тяжести морщин и концы их опустились. Поэтому лицо казалось брезгливо-надменным.
На столе, несмотря на солнечный день, горела настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром. И зеленые точки зловеще отражались в директорских очках.
– Здравствуйте, - поздоровались братья.
– Здравствуйте, - ответил директор глуховатым голосом. - Ну?…
– Мы приехали из Ташкента, с цирком, - сказал Павел.
– Слышал. Знаю. Драку вчера учинили.
Братья переглянулись.
– Мы не взаправду, - признался Павел. - Мы вообще не деремся. Нам нельзя.
– Это вроде циркового номера, - добавил Петр.
– А я слышал, кровь лилась рекой, - - усмехнулся директор.
– Липа, - уточнил Павел.
– А-га… Сиречь вранье, - сказал директор.
Братья кивнули.
– Фамилии-то как?
– Лужин, - ответили хором.
– Лужины, - директор взглянул на перекидной календарь. - Петр и Павел. Так?
Братья снова кивнули.
– Я вас утром ждал.
– У нас животные прибыли, - объяснил Павел.
– Животные, - повторил директор. - Как учились?
Павел расстегнул потрепанный портфель, достал оттуда два дневника. Портфель у братьев был один на двоих, и носили они его по очереди, а кому нести сегодня, решали с помощью 'орла или решки'. Павел положил дневники на директорский стол.
– Меня зовут Николай Алексеевич Хрипак, - произнес директор, внимательно листая дневники. - Не пусто, хотя и не густо. Куда ж мне вас?
– В седьмой-второй, - подсказал Павел.
– Мы и в Ташкенте были в седьмом-втором, - добавил Петр.
Хрипак улыбнулся, растянув губы в тонкую полоску.
– Познакомились с Долевичем и прочими?… Ладно. Посидите у меня до звонка.
Братья сели на краешки стульев у стенки и сидели, вслушиваясь в шум за дверью и изредка переглядываясь.
Хрипак что-то писал.
Раздался звонок, дребезжаще-пронзительный, как в любой другой школе. Такой громкий, словно здесь учились тугоухие. Шум за дверью постепенно стал стихать. А после второго звонка и вовсе стих.
Хрипак посмотрел на братьев и поднялся с кресла:
– Что ж, пойдемте в седьмой-второй.
Они пошли опустевшим коридором. Где-то старательно пели: 'Если завтра война, если завтра в поход…'. Верно, урок пения.
Поднялись на третий этаж. Хрипак открыл одну из дверей. Грохнули крышки парт, это ребята встали.
– Извините, Леокадия Матвеевна, за вторжение. Ребята, это ваши новые товарищи: Павел Лужин и Петр Лужин. Они приехали из Ташкента. В Белоруссии народ гостеприимный. Надеюсь, мы с вами будем об этом помнить. - Хрипак кивнул, погрозил кому-то пальцем и вышел, прикрыв дверь.
Снова грохнули крышки парт. Ребята сели. А братья остались стоять возле длинной черной доски. Класс рассматривал их с любопытством. Какая-то девочка пискнула. Вовсю улыбался Ржавый, словно это его только что привели в класс. Он сидел на последней парте и махал рукой. Потом братья увидели Серегу Эдисона, рядом - подмигивающего Толика - любителя собак. А где ж?… Да вот же, на первой парте разливается синева. Братья улыбнулись. В классе возник шумок.
– Тихо, - сказала Леокадия Матвеевна. - Познакомитесь на перемене. Куда ж мне вас посадить?
– Одного ко мне, - сказал Долевич. - Я один.
– Нам бы вместе, - попросил Павел. - У нас портфель на двоих.
– Хорошо. Если вы не очень шумные, садитесь на последнюю парту в средней колонке. У вас как со зрением?
– Нормально.
– Садитесь.
Павел и Петр прошли в самый конец класса и сели за пустовавшую парту. Парта оказалась большой, удобной.
Ржавый пересел к ним поближе и зашептал:
– Порядок, орлы…
– Долевич, идет урок, - сказала Леокадия Матвеевна строго.
– А я ничего.
– Ты лучше помолчи. У вас какой язык был в Ташкенте?
– Узбекский, - сказал кто-то, и все засмеялись.
Павел встал.
– Английский,
– Досадно. У нас в школе учат немецкий.
– Это ничего, - сказал Павел.
Петр дернул брата за рукав.
– Мы постараемся.
– Вряд ли вам удастся догнать остальных.
– Мы… мы постараемся, - повторил Павел.
– Ну что ты крутишься, Долевич? Хочешь отвечать? Пожалуйста.
Василь встал.
– Проспрягай нам глагол 'учиться'. Как по-немецки 'учиться'?
Василь почесал затылок и взглянул на потолок.
Павлу стало жалко его. Он подсказал шепотом:
– Лернен.
– Лернен, - повторил громко Долевич.
– Правильно. Вот и просклоняй нам глагол 'лернен'. Их…
– Их лернен.
– Их лерне… - подсказал Павел.
– Их лерне.
Шепот:
– Ду лернст…
– Ду лернст.
Павел подсказывал. Долевич повторял.
