Нет, лучшая легенда - это правда.
– Они сбежали, - сказал Алексей Павлович.
– Сбежали?
– Да. И явились в НКВД требовать, чтобы вас немедленно освободили.
– Где они?
– Мы хотели переправить их к деду в Березов, но гитлеровцы замкнули вокруг города кольцо. Пришлось спрятать их здесь у надежного человека. На время. Потом, при первой же возможности, мы вывезем их из города.
Гертруде Иоганновне хотелось заплакать, перехватило горло.
Алексей Павлович снова положил ладонь на ее руку.
– Вы за них не тревожьтесь, Гертруда Иоганновна. За ними присмотрят. Но возвращение их в город многое осложнило. Вы можете неожиданно встретиться с ними на улице. Да мало ли. Поэтому командование и не настаивает, чтобы вы остались. Если гитлеровцы вам поверят и вы будете работать у них, мальчики могут узнать об этом.
– Малтшики не поверят, - Гертруда Иоганновна с трудом справилась с комом в горле. - Я знаю своих детей. Они не поверят. Они все поймут.
– Они уже кое-что поняли, - мягко сказал Алексей Павлович. - Мы не могли им сказать всю правду, но кое-что они поняли.
– Ах, малтшики, малтшики, - покачала головой Гертруда Иоганновна.
Они посидели молча. Потом она сказала тихо:
– Вы ждете ответ?… Я родилась в Берлине. И они пришли из Берлина. Я оставаюсь. Я не боюсь.
Алексей Павлович сжал ее руку.
– Удачи вам, Гертруда Иоганновна. В городе вас знают, полгорода перебывало в цирке. Поэтому рассказывайте правду. Муж - в Красной Армии. Мобилизован. Всех мобилизовывали. Дети ушли с цирком. А вас арестовали. Почему? Очевидно, боялись, что вы немка. А там уж по обстоятельствам. Ведите себя естественно. Но будьте настороже. Думаю, им очень нужны будут люди. И людей найти будет нелегко. А вы - немка. И учтите: вас будут ненавидеть.
– Понимаю, - сказала Гертруда Иоганновна.
– Ни с кем не общайтесь. Вас могут проверить. Даже наверняка будут проверять. Наши люди найдут вас сами. Пароль: 'Не подскажете ли, где можно починить замок чемодана?' Отзыв: 'В этом городе проще купить новый чемодан'. Запомнили? Повторите.
Гертруда Иоганновна повторила.
– Вам пора в камеру. Допрос окончен, - сказал Алексей Павлович. - Прощайте, Гертруда Иоганновна. И будьте осторожны. Не торопитесь. Выжидайте. Вживайтесь. Пусть все идет как бы своим естественным путем. А за сыновей не беспокойтесь. За ними присмотрят.
– Спасибо.
Алексей Павлович пожал ее руку и постучал в дверь.
Гертруда Иоганновна сомкнула руки за спиной. Невозмутимый конвой шагал сзади.
Пантелей Романович Гудков жил на окраине города возле реки, ниже ее поворота, в собственном кирпичном домике с садом и огородом. Раньше здесь жило много Гудковых. Кроме самого Пантелея Романовича и его жены трое Пантелеевичей да две Пантелеевны. Потом сыновья женились, привели жен, народились внуки. Шумно стало в кирпичном домике.
Потом вышли замуж дочери и уехали к мужьям.
Сыновья, один за другим, получали назначения на далекие станции, - все они, как и Пантелей Романович, были железнодорожниками, - забирали свои семьи и тоже уезжали. Так все и разъехались. И остались Пантелей Романович с женой вдвоем.
Как-то зимой жена полоскала в проруби на речке белье и простыла. Поболела, покашляла и померла.
Остался Пантелей Романович в своем кирпичном домике один. Копался в земле, ухаживал за садом. Приезжали сыновья, звали к себе, и дочери звали. Не поехал. Куда поедешь от трудов своих, от дорогой могилы? Небось и на их станциях стены не из пряников, медом не мазаны!
В свой домик и привел Пантелей Романович ночью Павла и Петра.
В нескольких местах над городом клубились ало-оранжевые столбы. В стороне моста постреливали. Иногда в небе повисала голубоватая ракета. В ее сторону летели светящиеся точки трассирующих пуль.
Пантелей Романович напоил ребят чаем с прошлогодним яблочным вареньем. Яблочки были маленькие, тонкая кожица легко сползала с них, обнажалась сладкая прозрачная мякоть.
Киндер тоже не отказался от хлеба с вареньем.
Укладывая мальчишек спать в комнате, где когда-то жили сыновья, когда были такими же, как эти сейчас, Пантелей Романович сказал:
– Меня зовите дедом. Мои внуки, ежели кто… Отец ваш - Роман Пантелеевич, мой старшой. Были вы тут махонькими. Вас и не помнит никто. Петр на год старше. На глаза людям не лезьте. Похожие больно. Усекли? Мать Марией кличут. Константиновна. Приехали со станции Клуня. Отец, стало быть, паровозный машинист. Как отца звать?
– Иван Александрович, - ответил Павел.
Пантелей Романович нахмурился.
– Роман Пантелеевич, - сказал Петр.
– А приехали?…
– Со станции Клуня, - ответил Павел.
– С собакой чего делать? - спросил Пантелей Романович.
– Он добрый, - сказал Павел.
– Не про то. Негоже русской собаке немецкое имя. Лучше Бобик или Тобик.
– Между прочим, это английские имена, - сказал Петр.
– Ну?… - Пантелей Романович был озадачен. - А Шарик?
– Он на Шарика не откликнется, - сказал Павел. - Будем звать его Киня. Киня и Киня.
Киндер повел ушами и постучал хвостом по полу.
– Понимает, - сказал старик. - Лампу задуйте.
Пантелей Романович ушел. Они задули лампу, отодвинули штору и приоткрыли окно. Вместе с отдаленными звуками стрельбы в комнату ворвался запах воды. Они поняли: там, в ночной мгле, течет река.
– Река, - сказал Павел.
– А за рекой лес. Точно.
Оба вспомнили 'вигвам' и Великих Вождей
– Сейчас бы Большой Совет, - произнес Петр.
Павел понял, о чем подумал брат, ему тоже не хватало друзей. Он скрестил на груди руки, как обычно делали Великие Вожди на Большом Совете. И Петр скрестил руки.
Они постояли так немного. Потом закрыли и зашторили окно и легли в постели. Им хотелось поговорить, как они обычно разговаривали перед сном. Но усталость и пережитое взяли свое, и сон пришел раньше, чем слова.
Разбудила их тишина. Оба проснулись разом, сели в постелях, уставились друг на друга, еще не соображая, где они и почему так тихо?
В комнате полумрак, и только у края шторы в окошко пробивается бледный утренний свет.
Павел соскочил с постели, отодвинул штору, открыл окно. За окном росли яблони. А за яблонями и какими-то кустами висела белая мгла. Словно там, за кустами и яблонями, обрывалась зеленая земля и начиналось… Что начиналось?
Белая мгла висела пластами, то тонкими, то плотными.
