Шанце поманил Толика пальцем.
– А этого отдадите мне. Сумма сойдется.
Кляйнфингер воровато огляделся: нет ли рядом офицера, и махнул рукой:
– Чего не сделаешь для хорошего человека!
Шанце схватил Толика за шиворот, выволок из-за проволоки и так повел по улице, держа за воротник и приговаривая:
– Я тебе побегаю от работы. Я тебя посажу на цепь, как собаку! Жрать не дам неделю!
Голова Толика моталась из стороны в сторону, он не понимал ни слова из того, что бормотал Шанце, он только понимал, что повар каким-то способом выручил его, вытащил из-за колючей проволоки.
Вечером, как обычно перед началом представления, Гертруда Иоганновна вышла в зал. Зал был полон. Офицеры прибывали из госпиталей, являлись в здание бывшей седьмой школы, на какое-то время поселялись в гостинице, получали назначение и уезжали. Последний месяц уезжали главным образом на юг. Гертруда Иоганновна обратила на это внимание и сообщила в лес.
Возле столика штурмбанфюрера Гравеса собралось несколько офицеров. Они громко смеялись. И зубы штурмбанфюрера обнажены в улыбке. Видимо, кто-то рассказывал что-то забавное. Один из офицеров наклонился, она увидела рассказчика и сердце ее на мгновение остановилось, а потом застучало, как после быстрого бега. За столом штурмбанфюрера сидел обер-лейтенант Фридрих фон Ленц.
Чтобы не выдать внезапного волнения, она отвернулась и пошла мимо столиков по другому проходу. Фон Ленц, фон Ленц здесь!
Потом она услышала голос Гравеса.
– Фрау Гертруда, - он подошел к ней. - Почему вы проходите наш столик стороной?
– У вас так весело, подозреваю, что речь идет о том, что не для моих ушей, - улыбнулась она.
– О нет, это ваш старый друг рассказывает парижские новости.
– Мой старый друг? - удивилась Гертруда Иоганновна.
– Да. Обер-лейтенант фон Ленц.
Гертруда Иоганновна недоуменно подняла тонкие брови.
– О, женщины, женщины! А он-то дарил вам цветы, - засмеялся Гравес.
Он подвел Гертруду Иоганновну к столику, но она уже овладела собой, улыбнулась:
– Вот кто к нам пожаловал. Вас еще не подстрелили русские, господин фон Ленц?
Обер-лейтенант поднялся, широкая ответная улыбка осветила его лицо.
– Хорошенький вопросик!
– У меня подавляющее большинство жильцов меченые. Шрамы - знаки храбрости!
Офицеры одобрительно закивали.
– У меня шрам на сердце, фрау Гертруда, - сказал фон Ленц. - И, увы, неизгладимый. А остальные шрамы впереди, ведь я еду на фронт! - Он достал из кармана мундира маленькую коробочку. - Это я вез вам, фрау Гертруда. Прямо из Парижа. 'Коти'.
– Спасибо, господин обер-лейтенант, но не знаю, чем заслужила, - она посмотрела на штурмбанфюрера.
Гравес улыбался.
– Красотой! - патетически произнес фон Ленц.
Гравес хлопнул в ладоши:
– Браво, фон Ленц! Истинный рыцарь.
Она взяла из рук обер-лейтенанта коробочку, достала оттуда маленький синий флакончик, понюхала возле пробки.
– Фрау Копф, у меня завтра пустой день, не согласитесь ли вы прогуляться за город? У меня 'оппель- капитан'.
– А как же партизаны?
– О, полковник фон Альтенграбов и штурмбанфюрер отогнали их так далеко, что вряд ли они будут помехой.
– Не знаю, господин обер-лейтенант, у меня так много дел…
– Ерунда, Гертруда, составьте компанию фон Ленцу, - улыбнулся Гравес. - А мы все будем завидовать счастливчику.
– Так я вызову машину, скажем, на десять утра, - настойчиво сказал фон Ленц.
– Хорошо. Но мне хотелось бы взять на прогулку моих мальчиков.
– Бедняга обер-лейтенант! - воскликнул кто-то из офицеров.
И все засмеялись.
– Что поделать, - вздохнул фон Ленц. - В нашем роду не принято отказывать дамам.
На следующее утро, ровно в десять, Фридрих фон Ленц постучал в номер фрау Копф. Она ждала. Рядом стояли Петр и Павел. Киндер насторожился и сердито тявкнул.
Они спустились вниз, сели в машину. Гертруда Иоганновна с сыновьями и Киндер сзади, фон Ленц рядом с шофером, молчаливым обер-ефрейтором с сумрачным, настороженным лицом.
– Поехали, Вилли.
Машина быстро проехала под шлагбаумом на мосту. Побежали навстречу темно-зеленые ели вперемежку с белыми березами. Светлела молодая радостная листва. Легкие тени пересекали дорогу. Потом промелькнула разоренная пустая деревня, нераспаханные поля. Шоссе было пустынным, только однажды навстречу прогрохотал одинокий танк, будто заблудившийся в лесу огромный жук.
Можно подумать, что обер-лейтенант знал дорогу, все время он презабавно рассказывал о Париже, хвалил французское вино, вспоминал лошадей в своем имении, куда он так и не успел заехать. А внезапно велел свернуть в лес. Проехали тряской дорогой несколько километров, и машина остановилась.
Рядом текла речка, наверно та же, что течет в городе. Только здесь она была уже и спокойнее, берега желтели одуванчиками.
Фон Ленц помог Гертруде Иоганновне выйти из машины, мальчики побежали к речке. Киндер весело лаял.
– Прогуляемся? - пригласил фон Ленц.
Гертруда Иоганновна кивнула.
– Вилли, присмотрите за мальчиками. Мальчики, мы с вашей мамой пройдемся по берегу, с вашего разрешения, конечно.
– Эх, удочек нет! - воскликнул Павел.
– Есть, - обронил мрачный Вилли. - Господин обер-лейтенант тоже любитель. Только надо срезать удилища.
Фон Ленц и Гертруда Иоганновна молча пошли по берегу. Журчала вода на повороте, обтекая иву. Рядом стеной стоял лес. Мальчики и Вилли скрылись за стволами, потом затих собачий лай, а они все шли молча дальше и дальше. Наконец фон Ленц остановился, дружески взял руки Гертруды Иоганновны в свои, сказал по-русски:
– Ну, здравствуйте, Гертруда Иоганновна.
– Здравствуйте… - Она запнулась, не зная, как его назвать. - Здравствуйте, товарищ Ленц.
Он осмотрелся, снял мундир, постелил на берегу.
– Присядем. Рассказывайте, как живете, какие новости?
Она стала рассказывать ему о новом коменданте, о гибели Мимозы, о налете на лес. О том, как она послала Флича на связь, не было другого выхода. О том, что сегодня увозят жителей силой в Германию, что доктор Доппель отнимает у нее Павла. И о том, как Шанце, спасая девочку, случайно убил адъютанта. Шанце - хороший человек, ведь не все же немцы фашисты!
Фон Ленц слушал внимательно, не перебивая.
И наконец она рассказала ему о своем горе, о гибели Ивана. Достала из сумочки длинный серый конверт, протянула его фон Ленцу.
Тот прочел внимательно газетную вырезку, усмехнулся.
