пригодных для работы мелкими партиями уводили на станцию, сгоняли за колючую проволоку на товарном дворе.
Крик стоял на улицах. Плакали дети. Люди предъявляли документы, что-то доказывали. На них науськивали собак, гнали прикладами.
У оккупантов остекленели глаза. 'Шнеллер! Шнеллер!' Приказано брать всех. Там разберутся.
Попал в облаву и Толик. Он шел к Пантелею Романовичу, когда эсэсовцы перекрыли улицы. Почуяв неладное, Толик юркнул в ближайшую парадную, побежал вверх по щербатой лестнице, добрался до последнего этажа, попытался укрыться на чердаке, но деревянная, обитая железом дверь, ведущая на чердак, оказалась на запоре. Он ударил по ней несколько раз ногой - безрезультатно. Внизу послышались голоса, стук, треск, собачий лай.
Толик сел на ступеньку и затих. Может, пронесет?
Солдатские сапоги топали все ближе и ближе. Толик поджал под себя ноги, свернулся клубком.
Может быть, и пронесло бы, да овчарка учуяла его, зарычала, натянула поводок.
– Ну чего ты, глупая, - тихо сказал Толик.
Рядом с овчаркой появились сапоги, решительные пальцы ухватили ворот пальто.
– Руссише швайн! Шнелль!
Куда денешься? Он спустился вниз, вышел на улицу, двинулся рядом с незнакомой плачущей девушкой. Впереди и позади шли люди, спотыкаясь на ровном асфальте, не понимая, куда и зачем их гонят. А по бокам скалились крепкими клыками овчарки и лениво покрикивали солдаты.
Толик шел и озирался по сторонам: как бы дать знать друзьям, что он попал в облаву? Но панели были пусты, окна домов наглухо закрыты. Внезапно он увидел знакомую фигуру, тощую, нескладно-длинную в серо-зеленой шинели. Да это же Шанце, повар!…
– Господин Шанце!… Господин повар! - закричал Толик и замахал обеими руками, чтобы привлечь внимание немца.
Шанце завертел птичьей головой с длинным носом.
– Это я… Я здесь!… Скажите нашим… Злате… - он совсем забыл, что повар не понимает по- русски.
Шанце заметил Толика, шагнул к краю панели, но солдат с собакой жестом велел отойти.
– Заген зи Злате!… Гут?… - крикнул Толик, оборачиваясь.
Девушка, шедшая рядом, посмотрела на него неприязненно и отстранилась.
– Это повар, - сказал Толик.
На станции за колючей проволокой в несколько рядов собралась большая притихшая толпа. Кто-то сказал, что всех расстреляют как заложников. Кто-то, что отправят в лагерь. У обмотанных той же новенькой проволокой ворот стояли часовые, ефрейтор подсчитывал пригоняемых людей по головам, как скот.
Толик устроился поближе к воротам. А вдруг Шанце понял его и скажет Злате, тогда его непременно постараются выручить.
Но Шанце ничего не мог сказать Злате, потому что девочки не было, она приходила к трем часам. Он закрылся в своей каморке, достал из шкафчика бутылку самогона и стакан, собрался было выпить, да раздумал. Нужно держать голову трезвой и соображать. Раз людей согнали на станцию, - значит, их собираются куда-то везти. Куда?
Шанце вышел на кухню, сердито погремел крышками котлов, обругал поварих и, надев шинель, захромал на улицу.
Возле входа в гостиницу стояло несколько офицеров, рассматривая группы жителей, которых вели по улице. Шанце остановился возле с безразличным видом.
– У доктора Доппеля размах, - сказал один из офицеров. - Эдак он вывезет в Германию весь город.
– Это было бы неплохо. Только зачем он увозит девушек? - подхватил другой.
И все засмеялись.
'Вот оно что', - нахмурился Шанце. Он и раньше слышал, что русских вывозят в Германию и там распределяют на работы. Но был уверен, что русские едут добровольно, чтобы заработать. Как плохо он знает своих соотечественников!
Он вернулся к себе и, не снимая шинели, поднялся на второй этаж к фрау Копф.
Гертруда Иоганновна стояла у окна и смотрела на улицу. Мимо проводили людей. Куда? Зачем?
– Что вам, Гуго?
– Их ведут на станцию. Повезут в Германию.
– Откуда вы знаете?
– Слышал. Это доктор Доппель. И того мальчика забрали, который с дедом варит самогон.
– Толика? - спросил Петр, появившийся из спальни.
– И когда их отправляют?
Шанце пожал плечами, этого он не знал. Гертруда Иоганновна все глядела в окно.
– Мама, они забрали Толика, - сказал Петр.
– Помолчи. - У нее разболелась голова. Каждый раз, когда возникали трудности, у нее начинала болеть голова, очевидно от нервного напряжения.
Она решила позвонить Доппелю, узнать, нет ли среди отправляемых поваров или артистов, так нужных ей. Прекрасный предлог. Но Отто сказал, что доктор на вокзале и вернется не скоро. Тогда Гертруда Иоганновна объяснила ему, по какому поводу она звонит, и спросила, когда отправят эшелон, успеет ли она решить с доктором свои вопросы.
– Думаю, успеете. Вряд ли эшелон отправят раньше завтрашнего утра. Еще предстоит сортировка, - пояснил Отто.
– Петер, - положив трубку и немного помолчав, сказала Гертруда Иоганновна по-русски. - Быстро иди к Флишу. Возьми пропуска, на улице говори только по-немецки… Пусть Флиш поторопится к мастеру. Пусть скажет: эшелон отправят завтра. Возможно утром. В Германию.
– Хорошо, мама. А как же Толик?
– Твой Толик тоже не уедет раньше завтра. Иди. - Когда Петр ушел, она повернулась к Шанце. - Спасибо, Гуго. Жаль, что мы ничего не можем сделать для этих несчастных, - она кивнула на окно.
Шанце стоял мрачный, нос свисал на подбородок.
– Надо всеми силами приближать конец фашизму. Это, как угар, как отрава. Разве мы, немцы, такие? - спросил он с болью.
Гертруда Иоганновна взглянула на него внимательно, но ничего не ответила. Не имела права.
Шанце пошел на станцию. Всех он не может выручать из беды, но для знакомого мальчишки сделает все, тем более что тот обратился к нему на улице, значит, считает за человека.
– Ефрейтор, - строго сказал он подойдя к колючим воротам. - Как ваше имя?
– Ефрейтор Кляйнфингер, господин фельдфебель.
– Я фельдфебель Гуго Шанце, главный повар ресторана в гостинице. Вы представляете себе, что такое главный повар? Шнапс, закуски, веселая жизнь! - многозначительно произнес Шанце, шевельнул кончиком носа и неожиданно громко позвал: - Тольик!
По ту сторону ворот появился мальчишка.
– Это мой мальчик. - сказал Шанце. - Он варит самогон!
Кляйнфингер все понял.
– Ничего не сделать, господин фельдфебель, с меня спросят поголовье, - он показал тетрадочку, куда записывал количество пригнанных людей. - Если не хватит, я буду отвечать. Простите, господин фельдфебель. Один, два, три, четыре… - начал он считать вновь прибывших. - Двадцать восемь.
– Двадцать семь, - поправил Шанце.
– Двадцать восемь. Я не мог ошибиться.
– Ефрейтор Кляйнфингер, вы просто утомились на этом ответственном посту. Я пришлю вам подкрепление, которое прочищает мозги.
– Ну, конечно двадцать семь, господин фельдфебель!
