смену худенькой остроносой Леночке.
«Счастливый человек, – подумал Сатин. – Она не видит сквозь Пелену. Она не знает, как устроен это суетный мир…»
Спокойно поразмышлять ему тоже не дали – Леночка ворвалась в ординаторскую, сияя, как начищенный бикс, и с твердым намерением напоить доктора Сатина крепким кофе.
Карим не любил кофе, но ему не хотелось обижать заботливую медсестру, так отчаянно стремившуюся выйти замуж – пока безрезультатно. Хмуро взирая на бледное небо за окном, он глотал обжигающее темно-коричневое пойло, раздумывая, успеет ли позвонить Скоробогатову до пятиминутки.
Если не успеет, придется дергать того уже на работе.
Вскоре стало ясно, что не успеет – ординаторская наполнилась людьми: врачами, медсестрами. Пришел заведующий отделением, вприпрыжку принеслась старшая сестра с журналом. Началась рутина: сколько поступило, сколько операций, состояние, кто на выписку, происшествия…
Карим тоже доложил о своей маах`керу. Очухался он только через полчаса, когда вся «травма» разлетелась по рабочим местам. Взглянул на часы, увидел, что до обхода есть еще время, и набрал номер Ильи.
– Абонент ответит. Он сейчас, сейчас ответит. Ну ты подожди, подожди, не клади трубку! – заорал в телефоне энергичный мужской голос, и Карим едва не подпрыгнул.
Через секунду прозвучало:
– Привет, серый. Как оно ничего?
– Здравствуй! Что за шайтан у тебя в трубе?
– Понравилось? – Илья хрюкнул. – По-моему, оригинально. Все лучше, чем простые гудки.
– Да уж. Слушай, ты занят?
– Да не, я на работе. Балду пинаю.
– Понятно. Хочу тебя попросить: амулетик один глянуть надо. Очень надо.
– Да без базара. Что за фенька?
– Название не знаю. Выглядит как кусочек янтаря на браслете от часов. Пользуются, предположительно… – Карим понизил голос, – маах`керу… Еще со времен Великой Отечественной.
– А не раньше?
В трубку было слышно, как Илья стучит по клавиатуре.
– Что-то мне подсказывает, что не раньше.
– Данных маловато. Еще что-нибудь?
Карим задумался.
– Используется как средство связи. Возможно, скрывает тело Силы…
– О, другое дело! – воодушевился Илья и через минуту радостно крикнул: – Нет такого!
– Ух ты! Как это нет? Ты где смотришь?
– Как где? В «Гугле»!
Карим едва удержался, чтоб не выругаться.
– По-твоему, я сам не могу в поисковике набрать?
– Раз звонишь, то, наверное, не можешь, – заявил Илья со всей непосредственностью.
– По-моему, это не я, а ты сегодня не спал, – вздохнул Карим. – Вруби «анальгин», полегчает.
Илья перестал валять дурака и сказал полушепотом:
– Я тебя понял. У меня здесь уши и глаза. Посмотрю, но позже, тогда брякну, ок?
– Угу, давай. Спасибо!
– Пока не за что, – сделав акцент на первом слове, бросил Илья и отключился.
А Карим отправился делать обход.
Бокс, который занимала маах`керу, предназначался для «блатных», а вовсе не для случайных девушек без документов, просто больше положить ее было некуда. В палате поэтому имелись телевизор и кондиционер.
Снежана не спала. Она сидела на кровати в казенной ночной рубашке, смотря в одну точку.
Наконец Кариму удалось как следует разглядеть ее: худенькая нервная девушка с прямыми черными волосами до плеч, характерными для представителей ее расы остренькими ушками и беспокойными темными глазами. Лицо ее не казалось красивым: слишком резкие черты.
А вот фигура, угадывающаяся под рубашкой, заставила сердце Карима биться не так ровно, как ему хотелось бы. На заостренные ногти на руках был нанесен маникюр: желтый месяц на фиолетовом фоне с серебряными точками звезд. Такой же Сатин заметил и на ногах, еще вчера.
При виде травматолога девушка оживилась.
– Снимите с меня это! – вместо приветствия заявила она, подняв руку в гипсе. – Мне надо домой, меня ждут.
– Подождут! – строго сказал Карим. – Я вас только что прооперировал. В таком состоянии не то что на выписку – из палаты неделями не выходят. И сели вы рановато…
– Ты же видишь, кто я, дейвона! – неприветливо сказала Снежана. – Со мной уже все в порядке. А если останусь здесь дольше, меня убьют сатра.
Карим плотно прикрыл дверь бокса и присел на кровать рядом с девушкой, смотревшей на него исподлобья.
– Почему ты так решила? – серьезно спросил он, рассудив, что нет смысла «выкать» и дальше.
Маах`керу сердито дернула плечом:
– Потому что… У нас с ними произошли некоторые разногласия.
– Ух ты! Об этом я догадался. Но здесь тебе ничего не угрожает. Лучше давай, я запишу твою фамилию…
– Ну зачем тебе моя фамилия, доктор? Напиши, что я из Серохвостов, и довольно.
– Ты одна так отделала сатра? – не удержавшись, спросил Карим.
– Тебя не касается! Наши дела – это наши дела. «Серому» лезть в них не надо.
– Это, видимо, вместо благодарности за то, что я собрал из кусочков твои красивые ножки, – произнес Карим, в упор глядя на девушку.
Снежана ничуть не смутилась:
– Спасибо. А теперь сними с меня гипс и повязки, мне нужно к матери. Я даже не знаю, жива ли она.
– А связаться с ней ты не можешь?
– Уже пробовала, просила у медсестры мобильник. У нее телефон не отвечает, заблокирован.
– А твой амулет? – тихо спросил Карим.
Снежана наградила врача таким пронзительным взглядом, словно хотела просверлить в нем дыру.
– А ты глазастый, дейвона.
– Короче! – Карим встал. – Сейчас тебе сделают антибиотик, потом – на рентген, и в зависимости от результатов – подумаем.
Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом вышел из бокса.
«Интересная девчонка… Характер, правда, стервозный, но это ее не портит».
Травматолог вовсе не собирался выписывать пациентку сегодня. С какой бы скоростью ни протекала регенерация у маах`керу – есть же здравый смысл, и лучше застраховаться от последствий. Ему просто не хотелось спорить с упрямой девчонкой.
На остальных пациентов он потратил больше времени, чем планировал. Всех осмотрел, подкрутил аппараты остеосинтеза, заполнил листы назначений, двоих направил на выписку. Заглянул он и к сатра, хотя это были не его палаты: четверо лежали в одной, а пятый, самый «тяжелый» – отдельно, в нейрохирургическом боксе.
Никто из них не чувствовал себя и вполовину так же бодро, как Снежана.
«Вот что значит разница между сферами», – в который раз подумал ординатор.
Он направлялся взглянуть на тяжело пострадавшего «зеленого», когда в коридоре его окликнули:
– Эй, любезный!
Карим отлично понял, что обращаются к нему, но предпочел сделать вид, что не слышит, – ему не нравилась такая манера обращения.
