Не став дослушивать диалог, Жора, сориентировавшись, вышел в торговый зал. Проходя мимо Зои, задержался на пять секунд, деловито пощупав апельсины.
— Зойка, купи пол-литра водки и чеши в ближайший подъезд, в дом напротив магазина.
Купив на кассе самых дешевых сигарет, Жора, уже входя в роль, ссутулился и неуверенно улыбался.
В подъезде пахло тухлым горячим паром, ссаньем и кошками, точно так же, как во всех городах России.
Перед тем как сесть на грязный подоконник, Жора стер с него ладонью многомесячную пыль и вымазал ею куртку и руки. Усевшись на специально оставленный грязный пятачок, закурил. Из окна, сквозь непременную трещину в стекле, дуло.
Зоя, держа в руке бутылку и пучок укропа, бегом поднялась к нему на второй этаж.
— Ну, чего услышал?
Не отвечая, Жора взял бутылку, хрустнул свернутой крышкой, сделал первые глотки.
— Вроде бы вычислил я, куда забрали Машу.
— Жора, на кого ты похож? — Зоя забрала у него бутылку и сама сделала несколько глотков.
— Не пить сюда пришли, а по делу. — Жора вернул себе бутылку и, сдерживая рвотную волну, опорожнил половину бутылки. — Пропойцу из себя играю, на работу пойду устраиваться.
Закурив, он приблизил лицо в Зое:
— Глаза пьяные?
Глаза Жоры помутнели, зрачок сузился.
— Пьяные.
— Очень хорошо. Держи, пусть у тебя побудет.
Из внутреннего кармана Жора достал портмоне и записную книжку. Из внешних карманов — ключи от квартиры и сотовый телефон. Снял часы и золотую цепь. С особой торжественностью вручил две связки ключей.
— Это от моей «Мазды», это от «Хаммера».
— Жора, ты на войну, что ли, собрался? — Зоя складывала в сумочку подаваемые вещи.
— Типа того. — Зажевав сразу половину пучка укропа, Жора опять приложился к бутылке. — Или сегодня вечером, или в крайнем случае завтра утром меня повезут в тот самый вытрезвитель, о котором все в городе знают, но говорить боятся. Запомни, я работаю у тебя на складе грузчиком.
— Жора, да ты приехать не успел, а уже пропадать собрался.
— Зоя, — Жора сам чувствовал изменения в опьяневшем голосе. — Ездуй домой и жди звонка, я у тебя на неделю отпрашиваться буду. Расходимся по одному.
Допив водку, Жора мешком сполз с подоконника. Зоя стояла, мало что понимая. Жора тяжело топал вниз по лестнице.
Любовь Николаевна смотрела на Жору, как на раздавленную гусеницу.
— Не поняла сути вопроса.
— …На работу, на любую. Совсем здоровья в последнее время не стало.
Помахав перед носом крупной дланью, отгоняя запах, директриса отвернулась к окну.
— Болтай на эту тему в другом месте.
Вся обстановка кабинета, рабочий стол и сама Любовь Николаевна говорили об аккуратности и занудстве. На столе стояли две фотографии молодой женщины. И тут Жорика пробило. Он внимательнее взглянул на суровую женщину и задал вопрос:
— А у вас есть дети?
— Есть. — Впервые в голосе директрисы появилась человечность. — Тебе-то какое дело?
— За ради детей, перед которыми папке стыдно, возьмите меня в вытрезвитель. Царица небесная… — Жорик сел на стул. — Как же мне плохо. И остановиться не могу. А мне знакомая, Якутка, с которой мы пьем по вечерам, говорит, что вы на той работе просто чудеса с людями делаете и денег с этого не берете.
— Какой такой вытрезвитель? — голос директрисы опять стал жестким.
— Дорогая Любовь Николаевна, — Жорик говорил более уверенно, зная, что теперь-то женщина будет его слушать с максимальным вниманием. — Да что ж вы думаете, в нашем городе что-нибудь скрыть можно, думаете, слухи не идут?
— Какие слухи? — Директриса напряженно смотрела на довольно симпатичного, если б не перегар, мужчину, сидящего перед ней.
— А те самые, об вытрезвителе вашем. Людям помогаете, пропасть не даете.
Совершенно натурально, утирая нос рукавом куртки, Жора завыл в голос, хлюпая слезами, и тянулся поцеловать ручку.
— И сам я, и вся семья вам будет по гроб жизни благодарная. Возьмите меня, — Жора перестал подвывать. — Только мне на складе отпроситься надо, я там грузчиком страдаю.
— Хрен с тобою! — Любовь Николаевна подняла трубку. — Диктуй телефон.
И она включила громкую связь.
Зоя еле успела к звонку, который услышала, отпирая дверь своей квартиры. Не сняв сапог, она схватила трубку и среагировала на первую же фразу Жоры.
— Зоя Иванна, хочу взять отпуск за свой счет.
— Ты мне мозги не парь! — Зоя поддала гнева в голос. — Какой отпуск за свой счет? Слышу по голосу, опять в запой пошел. Ты если хочешь на работе остаться и деньги не потерять, приди на склад и, как положено, пиши заявление. А с завтрашнего дня хоть обожрись своей водкой. Жду немедленно.
Слушая монолог Зои, Жора, не отрывая взгляда, с обожанием смотрел на директрису.
После прекращения разговора, когда Зоя демонстративно бросила трубку, Жора продолжал сидеть, ожидая решения.
— До завтра не передумаешь? — В голосе Любови Николаевны появились женские нотки.
— Да я могу сейчас же заявление написать — и к вам.
— Нет, сегодня я занята. Завтра в девять в моем кабинете.
Жора все-таки ухватил начальственную длань и поцеловал долгим поцелуем. Любовь Николаевна с удивлением рассматривала начавшую лысеть макушку непонятного мужчины.
Впервые за март месяц температура подошла к нулевой отметке, и ветер пахнул весной. Ярко светило солнце, отбрасывая длинные тени от зданий и трехметрового бетонного забора по периметру.
Ровные шеренги безропотных зэков выходили из ангара, что служил входом в шахты, и брели к своему бараку. Отработали смену.
Зона Топь занимала площадь примерно в шесть квадратных километров, прямоугольник три на два километра. Под землей щупальца отработанных шахт и отсеки лабораторий расползлись на гораздо большую площадь.
Падала добыча той самой руды, которая частично здесь же перерабатывалась, а дальше шла для нужд космоса, медицины и военной промышленности. Распределение зависело от госзаказа и предлагаемой цены.
Рабочая сила — двести человек, зэки, осужденные на пожизненное заключение или к высшей мере наказания, с отсрочкой исполнения. Охрана — триста военных, призванных служить в конвойные войска и оставшихся в пенитенциарной системе на сверхсрочную службу. Начальники — кадровые военные, специально обученные специфике охраны спецобъекта. Еще три человека числились за научными геологическими лабораториями, а десять — за медицинским отделом.
На бытовом обслуживании зэков, охранников и самих себя трудилось еще сорок человек.
Над теплостанцией-крематорием поднимался легкий дымок. Двери пустого барака, заключенные которого спустились отработать смену, распахнуты для проветривания настежь. Весна.
В Зоне Топь за последние двадцать лет не было ни одного бунта. Эксцессы случались, но напряжение
