чтобы отвязалась.
Подойдя к знакомой цирковой бытовке, Иван заглянул в окно. Кошка, свернувшись рыжим калачиком, спала. Иван постучал в окно. Кошка не проснулась. Он постучал сильнее.
Кошка приподняла плоскую, необыкновенного очарования, мордочку, взглянула в окно. У Ивана от любви защемило внутри.
– Черри, Черри, иди сюда. Иди сюда, кис-кис. – Кошка, шевельнув левым ушком, прислушалась. Иван поскреб по подоконнику. – Ну, иди, иди сюда, стерва рыжая.
Кошка спрыгнула с кровати и пропала из поля видимости Ивана. Зато из-за бытовки послышался звон цепи и рычание. Иван прислушался. Нет, это не его Черри. Она, как и все дамы, умела противно орать, но рычала тихо.
Рык из-за бытовки превратился в конкретный собачий лай крупной особи. Иван, как человек разумный, сделал пару острожных шагов и заглянул за бытовку.
Потягиваясь, из будки вылез пес размером с приличный мотоцикл. Он зафиксировал в поле зрения незнакомый человеческий объект и обнажил клыки. От ошейника тянулась длинная крупнозвеньевая цепь.
Иван не стал размениваться на прикованного пса и вернулся к окну. Приблизив лицо к стеклу, Иван увидел, что кошка вернулась на кровать с котенком в зубах. Плюхнула отпрыска рядом с собой и стала его вылизывать.
Иван приготовился одним ударом выбить окно. Надо было рассчитать, чтобы не попасть кулаком в частую решетку, приваренную изнутри бытовки. Огромный пес зашелся нервным лаем.
Володя сидел в одиночестве на бревнышке у клетки Матильды, культурно пил пиво и рассматривал черный синяк на щиколотке. Как он порвал связки и подвернул ногу, Володя не помнил, был слишком пьян. Сегодня утром он в тысячу двести одиннадцатый раз решил, что пора завязывать пить. Жизнь подходит к концу, а у него из близких людей только медведица, да и та карлик.
Сначала он услышал чужой голос, затем рык Пусика. Задремавшая Матильда повернула голову в сторону шума.
Идя на лай пса, Володя размышлял о несвоевременном решении начать пить меньше. Особенно когда увидел здоровенного бугая у бытовки Насти. А ведь в тумбочке у койки в поллитровке граммов семьдесят осталось.
Мужик выглядел дорого, но как-то несолидно заглядывал в окно, выкрикивая: «Кис-кис». Неожиданно мужчина замахнулся на окно.
Володя считал себя человеком воспитанным и слышал, что каждый субъект может волеизъявляться как хочет. Но бить чужие окна – непорядок.
– Кхм! Извините, молодой человек, вы чего собираетесь делать с нашим коллективным имуществом?
Вопрос остановил Ивана. Через два часа после выхода из милиции не хотелось попадать туда обратно.
– Мне, старый, надо достать свою кошку, а дверь заперта.
– А ты подожди. – Володя перенес вес тела на левую ногу, щадя поврежденную правую. – Хозяйка с минуты на минуту придет, и если посчитает нужным, так выдаст тебе кошку.
– Слушай, – Иван прищурился, рассматривая худого подвыпившего старика. – У тебя должны быть ключи примерно такие же, как от этой бытовки. Ты мне их дай. Чужого не возьму да и приплачу еще.
– Нет. – Володя сделал шаг назад. – Деньги, конечно, вещь не лишняя, но не гоже лезть в чужое жилище.
Иван подошел ближе к Володе, нагнулся, рассматривая его.
– Тогда отойди в сторонку и сделай вид, что ничего не видел.
– Не могу. И не разрешаю.
– Ну, ты, сморчок. – Иван еще не злился, но уже удивился. – Отойди.
– Я на тебя медведицу натравлю, – неуверенно пообещал Володя.
– Видал я твою охотницу. – Поднявшись на крыльцо, Иван со всей силы дернул дверь бытовки. – Ее даже дети не боятся.
Володя не выдержал и прикрикнул на незваного гостя.
– Ты чего, дурной совсем? Сказал же – не лезь!
– Да пошел ты. – Иван смахнул Володю с крыльца, и клоун, ударившись боком о лежавший кирпич, обиженно крякнул.
Не обратив внимания на ворчание пьяного старика, Иван еще раз дернул дверь. Сбоку раздался собачий рык, звон цепи и грохот чего-то падающего. И все.
Очнулся Иван лежа на земле. В грудь его упирались две собачьи лапы. Пес весил как небольшой автомобиль. Он рычал, напрягая лапы, и скалил клыки.
Иван, с детства боявшийся собак, закрыл глаза от ужаса и заскулил. Пес с удовольствием заливаясь воем, начал ему вторить, не сходя с груди.
Глава 9
Иван начал говорить
На территории шапито, на земле у моей бытовки, лежал огромный дядька, а на нем стоял воющий в экстазе Пусик. Рядом суетился клоун Володя и пытался влить в лежащего что-то из темной пузатой бутылки.
Лежащий на вытоптанной травке при ближайшем рассмотрении оказался Иваном. Володя разжимал ему рот и вливал жидкость ярко-желтого цвета.
Пес стоял на Иване намертво. От ошейника к земле спускалась толстая цепь, а к ней крепилась просторная будка, валяющаяся на боку. Видимо, Пусику приспичило напугать человека, и он уволок за собой свой дом.
Такую довольную морду я видела у Пусика в день, когда он сожрал наглую ворону. Ворона неделю доставала его клеванием в хвост, после чего низко летала над ним и громко каркала. Она столовалась, подъедая рыбу за пеликанами. Любимое развлечение – прицельно гадить с высоты в наш котел. Так вот Пусик долго к ней присматривался, нервничал, а затем клацкнул пастью и сожрал ее в минуту, даже перьями не подавился.
Я согнала счастливого пса с его добычи и похлопала Ивана по щекам. Мужчина открыл глаза и криво улыбнулся. Володя тут же всунул ему в рот горлышко от бутылки, и Ивану пришлось сделать большой глоток и следом еще два.
Мне ядовито-золотистый оттенок напитка показался подозрительным.
– Володя, чем ты его поишь?
– Верное средство. – Володя понюхал содержимое бутылки и тщательно завернул пробку. – Из Латинской Америки вез, наркотическая. Наливочка и мертвого на ноги поднимает. На травках и грибах настояна. Только Палычу не говори, он эту настойку ненавидит.
Мы с двух сторон приподняли Ивана, посадили, прислонив спиной к стене моей бытовки. Не нравилось мне выражение лица Ивана. И так не красавец, а теперь смахивал на идиота с пожизненным диагнозом.
Минут через пять Иван начал говорить. И остановить его было невозможно. Вернувшиеся с городской площади цирковые испугались болтливого мужчину и вызвали «Скорую». Врач, не долго рассуждая, объявил пациента пьяным с тяжелом астеническим синдромом, и его забрали в больницу.
Я позвонила Ладочникову, и тот поехал допрашивать Ивана.
На следующий день разрозненные куски происшествий сложились в цельную картину.
После детского дома Ваня пошел работать в продовольственный магазин. Не потому что его туда очень тянуло, а просто он там второй год, еще учась, подрабатывал, и владелец был свой, детдомовский.
По окончании школы детдомовским выделяли комнату в коммуналке и материальную помощь в эквиваленте двухсот «евро». С такой государственной помощью можно было прожить либо широкую неделю, либо экономные пару месяцев. А вот учеба откладывалась практически навсегда, за редким исключением, когда в детдоме появлялся феномен и заканчивал школу с медалью.
Ваня, как и восемьдесят процентов подростков, учился средне. Кем стать не выбирал, знал, что
