позвоночнику.
Охранник вздрогнул от женского крика, быстро отложил учебник английского, подскочил к Ольге, та кричала на одной ноте, зажав шлем руками. Охранник несильно, скользящим движением, ударил ее в солнечное сплетение. Ольга обмякла.
Охранник нажал на кнопку рации.
— Медблок? У старшего инженера приступ, пришлите санитаров… Нет, ничего не разгромила, не успела, я ее вырубил.
Охранник сел около Ольги и на всякий случай держал за руки. Ассистенты Ольги остались на своих местах за компьютерами, не отвлекаясь от работы.
Григорий спускался в лифте. Трое охранников в серебристых скафандрах напряженно сопели за его спиной. Лифт остановился, и охранники рассредоточились.
Шахта, метров пять в диаметре, уходила вдаль на многие сотни метров. Светящиеся ожерелья фонарей сверкали на потолке, разветвляясь и пересекаясь. Снизу серебристые рельсы сходились в темноте в точку перспективы.
Вагонетки в шахте были остановлены, около крайнего вагончика лежал рабочий в сером скафандре. Два охранника прижали пятерых рабочих-зэков к стене выработки.
Григорий оценил обстановку как спокойную.
— Двадцать второй, доложите о происшествии.
— …А это… Вон этот вон того куском породы по шее съездил. Кусок был килограммов на тридцать.
— Разгерметизация была?
— Вроде нет, но шлем треснул.
Григорий хотел плюнуть, но вспомнил, что в скафандре.
— Тогда какого… панику подняли. Согласно инструкции, надо было и раненого, и напавшего поднять наверх, чего нас-то вызвали?
Второй охранник вздохнул и флегматично объяснил:
— Григорий Анатольевич, двадцать второй у нас новенький. Значит, тот, что лежит, это Лёнчик Бессмертный, а долбанул его вон тот, который у стены, не помню, как зовут. Бессмертный всех рабочих постоянно шпыняет, издевается. Ну, я вам докладывал… Короче, у одного нервы сдали, и он Лёнчика огрел от души.
Григорий подошел ближе к лежащему. Шлем не просто треснул, он раскололся.
— Бригаде работать, раненого в медблок. Мордобойщика… да хрен с ним, пусть тоже вкалывает.
В медблок в бокс осмотра вышел Геннадий, за руку поздоровался только с Гришей, остальным просто кивнул. Он подошел к каталке и снял с раненого шлем.
— О, Лёнчик. Упал он, что ли?
Григорий положил свой шлем на врачебный стол и устроился рядом на стуле.
— Нет. Его рабочий куском породы приложил. — Он махнул охранникам у двери. — Ребята, можете идти.
Геннадий прошелся пальцами по ране на голове пострадавшего, осмотрел синеющую шею.
— Шея сломана, сотрясение мозга, но, скорее всего, не помрет. Представляешь, Гриша, этот парень уже целый год в Зоне, и ни одного симптома лучевой болезни. Охранники прозвали его Бессмертным.
Григорий слушал Геннадия, разглядывая свою руку. На бледной коже вились темные волоски, среди которых появились седые.
— У тебя, Гена, тоже нет симптомов. Нам всего по тридцать восемь. Только ты выглядишь на тридцать с небольшим, а я на все сорок пять.
Сказал он это спокойно и обреченно.
Геннадий сел за свой стол к компьютеру, открыл файл «карточка больного», на друга не смотрел.
— Гриша, я не единственный такой. А ты пока здоров. Водку меньше жри! — неожиданно закричал он и тут же успокоился. — В отпуск съезди на море, а лучше на океан, попей соков вместо коньяка.
— Ладно, хватит меня лечить, — зло оборвал Григорий. — Что там, с этим, с уникумом?
Достав из кармана халата пачку сигарет, Гена вдохнул запах табака и убрал пачку обратно. В подземных лабораториях не курил даже он.
— У Лёнчика здоровье как у космонавта, и еще, как мне кажется, у него мозги начали лучше работать. — Гена говорил и печатал результаты обследования Лёнчика. Тот лежал без сознания, прерывисто дышал. — Феномен. Забыл сказать, Гриша, у Ольги опять приступ.
Григорий, задумавшийся о предложении Гены относительно отпуска, резко повернулся.
— Очередной или уже серьезно?
— Ну-у, сейчас ее просканируют… Ваня! — Медбрат, дремлющий над каталкой, вздрогнул. — Увози его в хирургию, сейчас будем накладывать гипс… А твоя спящая красавица, Гриша, начала чаще просыпаться, в последние два дня зафиксировано по десять минут бодрствования плюса в сутки. Надо же было такое сокровище из Москвы привезти. Из гусеницы в бабочку. Тоже ведь, феномен. На Анне человек десять могут докторскую защитить. Годик не буду ее из Зоны Топи выпускать, нельзя ей пока. Ты чего?
Григорий встал, взял со стола шлем.
— Мне в отпуск пора, а без нее никуда не поеду. Мне без нее плохо.
Анна проснулась и сразу зашла в соседний бокс, за пластиковую перегородку. За двое суток пребывания Ольги в медблоке женщины рассказали о себе все, что вспомнили. К ним часто заглядывал здоровяк Лёнчик. Он вел себя вполне приемлемо, только два раза в день, утром и вечером, предлагал Ольге трахнуться. Ольга, читая очередной журнал по минералогии, неспешно посылала его на фиг.
Ольга действовала на Лёнчика просто гипнотически. Дело было даже не в ее внешних данных, хотя по современным стандартам она считалась красавицей, дело было в том, что она очень резко на него реагировала. То кричала, чтобы он отстал, и била по рукам, а то могла прижать его голову к своей груди и жалеть: «Ах ты мой придурок. Никому-то мы не нужны, никто нас, моральных уродов, не любит».
Ее истеричность его не раздражала. Она была первым и пока единственным человеком, который был к нему, действительно никому не нужному, не равнодушен. Он готов был пойти и сделать все, что она скажет: убить охранника или спасти человечество.
Со вчерашнего дня он даже начал читать статью в научном журнале. Было скучно, но он терпел. Еще год назад он не смог бы прочитать больше десяти страниц любой книги за один раз, а сейчас почти все понимал.
Лёнчик прислушался. За толстым пластиком перегородки начался один из тех разговоров «за жизнь», которые вызывали у него особый интерес. Из тех рассказов, что он наслушался в тюрьме, в простой зоне и особенно здесь, можно было написать многотомный бестселлер. Лёнчик отложил раскрытый журнал и заглянул в женский бокс.
Аня, сидя в постели, накладывала крем на лицо, Ольга просматривала распечатки данных
