из столовой, из соседних домов и даже из казармы высыпали люди и наблюдали за процессией. Детей в поселке Топь до этого не было никогда.
Дома у Анны, в Москве, Валерия Николаевна превратилась из интеллигентной дамы в простую сумасшедшую мамашу. Она носилась по квартире, целуя Аню, меня, Вовчика и, до кучи, Кирилла. Одновременно она варила борщ, пекла блины и открывала банки с компотом, предназначенные для запивки водки, которую она закупила в угрожающем для здоровья количестве.
Я блаженствовала в ванной. Ко мне на минутку заглянул Кирилл, но я его тут же выгнала, боялась, что не совладаю с собой и все соседи услышат, как я его хочу…
Сразу после меня в ванную улеглась Анна, а я перебралась на кухню. Валерия Николаевна, приложившись от радости к рюмке в пятый раз, щедро налила мне борща, навалила жареной картошки и поставила стопку блинов, высотой в полметра. Я не знала, с чего начать обед, но тут зазвонил Анин телефон, поставленный на подзарядку.
Вовчик и Кирилл наворачивали борщ, используя вместо хлеба блины, и руки их были в масле. Валерия Николаевна смотрела на телефон с испугом.
— Вдруг еще что-нибудь случилось.
— Аня! — заорала я в сторону ванной. — Брать телефон?
— Возьми! — донесся глухой ответ. — И неси сюда.
Я отключила прямоугольную машинку от аккумулятора и нажала «ОК».
— Алло.
— Маша? Привет. Надеюсь, у вас там все нормально?
— Все отлично, Геннадий. А как там детишки? Аня беспокоится за их доставку.
— Они долетели без проблем, встретили их очень тепло. Кстати, Маша, неделю мучаюсь вопросом — а за каким таким делом вы приезжали в наши места?
Рука Валерии Николаевны поставила передо мной рюмку с холодной водкой.
— За здоровье.
Я чокнулась с протянутыми рюмками, выпила и ответила в телефон:
— Честно? За бивнями мамонтов. Не поверите, не для скульпторов, а для каких-то медиков со смешным названием геронтологи…
— Бля! — неожиданно эмоционально отреагировал Геннадий. — Срочно соедини меня с Аней.
— Секундик!
Я вылезла из-за стола и прошла в ванную.
Аня лежала в белой пене.
— Геннадий. Тебя. Что-то очень хочет сказать.
— Садись. — Анна кивнула на корзину для белья в виде сундука.
— Привет, Гена. Какие новости?
— Я все понял! Только что! — Голос Геннадия, переключенный на громкую связь, бился в кафельные стены ванной. — Эти питерские гребаные геронтологи продают бивни японцам! Японцы сделали то, до чего мы пока не доперли. Они наши же компоненты, то есть живой материал, взятый из наших же, обрати внимание, пациентов, дорабатывали и обогащали. Я идиот! Как все просто, а я-то на космические технологии списывал. Мы же спутник для экспериментов хотели прикупить, миллионы вкладывать… Аня, меня Маша слышит?
— Слышит, Гена, слышит.
— Маша, скажи мне честно, где это месторождение. Я сам поеду, сниму пробы…
— Я хотела уже продать это место и даже…
— Продавай, кто ж тебе мешает. Быстро диктуй координаты. Когда эти, промежуточники медицинские, приедут, там будет большой пустой кратер.
Я вела машину. На заднем сиденье, среди десятка ярких коробок, спали Кирилл и Даник.
Машина съехала с дороги поселка к нашему дому. Справа от крыльца в большом кирпичном мангале- печи разводил огонь Толик, у его ноги сидел толстый щенок ризеншнауцера. Оба повернулись в нашу сторону и подошли помочь с выгрузкой.
Толик пожал Кириллу руку и задал странный вопрос:
— Теперь ее не боишься?
Кирилл засмеялся, передавая Толику сумки и коробки.
Данила вывалился из автомобиля на радостно тявкающего щенка и прижал к себе собачью морду.
— Подарочек мой.
Я не спешила выходить. Сидела за рулем и, как в кино, наблюдала через стекло за фильмом моего счастья. Не знаю, будет этот фильм полнометражным или одночастевкой. Но сейчас я счастлива.
