Теплой ладонью Алексей вытер мне слезы. Даже от этого простого жеста закружилась голова…
– Леша, а где ты взял миллион?
Открыв окно, Алексей закурил:
– Бабушка взяла из типографии. Сделала вид, что заходила к тебе по хозяйственным делам. А мне передала деньги самым элементарным способом, открыла ячейку в банке и позвонила с разового телефона.
– Ну и семейка у вас, – не то испугалась, не то восхитилась я. – А ты… ты где живешь?
Больше всего я боялась услышать имя «Лариса».
– У Вадика, – с успокаивающей улыбкой ответил Леша. – И чувствую, что пора оттуда сбегать.
– Понимаю, нужны деньги. А сколько их там, в подвале?
Я спрашивала о деньгах, а думала совсем о другом. О расстановке сил – с моей и Лешиной стороны и со стороны криминала. Неужели мы, не самые лучшие, но далеко не самые худшие люди, проиграем нескольким откровенным подлецам?
– Не меньше двух миллионов, – перебил мои мысли Алексей. – И очень приличного качества. – Лицо Алексея оживилось, как всегда, когда он говорил о любимой работе. – Насть, чтобы напечатать эти миллионы, пришлось вложить сто тысяч. Прибыль не берется ниоткуда…
– Если ее не отнять.
Нога моя не привыкла к тесным «Жигулям» и пыталась по привычке разогнуться.
Алексей достал из внутреннего кармана записную книжку, ручку и начал чертить:
– Смотри. Вот план подвала лоджии. Здесь, как ориентир, стоят две пластиковые бочки с вином. У тебя строительное образование, должна разбираться в чертежах. Вот здесь нажимаешь, вот так входишь… – Мне показалось, что Алексей с излишней страстностью объясняет вход в типографию. – Через два дня на этом же месте, только днем, в два часа, ты садишься в машину и отдаешь деньги… В два часа. Настя, очнись! Не перепутаешь? О чем ты думаешь, Настя?
Я перевела взгляд с грязного стекла на Алексея:
– Я думаю, что ты должен мне сказать, на какую сумму ты рассчитывал, когда решил со мной познакомиться. И зачем ты ранил Григория?
– Григория?
Леша повернулся ко мне и побледнел:
– Настька, ты решила, что я мог бы зарезать кого-то? И уж тем более Григория?
– Да… Нет… – Я дотронулась до щеки Алексея. – Мне все равно.
Алексей закурил вторую сигарету:
– Это не я. Всегда помню пословицу – не тронь говно, оно и не воняет. А Григория я все годы, что мы знакомы, не уважаю. В ту ночь он приехал поздно, без приглашения и под кайфом. Расселся на кухне и разглагольствовал, что нужно было ему самому стать твоим любовником…
Алексей курил и, рассказывая, на меня не смотрел:
– В половине первого подъехали Вадим со Славиком. Вадим сел напротив меня, а Славик отозвал Григория для разговора. У меня в животе внутренности задрожали, был уверен, что звездец мне пришел. А они, оказывается, приехали не только для разговора о деньгах. Славик не зря выяснял, кто хотел убить его брата. Вычислил. Короче, они начали драться с Григорием, и Славка почти зарезал его в моей ванной. Пришлось делать ноги. Поехали к Вадику, он один живет. По пути купили телефонную карту и отзвонились ментам, чтобы Гриша не загнулся. Я твоему Андрею все рассказал. Он тебе не объяснил?
Я слушала голос Алексея, не вникая в факты, так было легче понять – врет он или рассказывает, как все было на самом деле. Вроде бы не врал.
– Насть, ты меня слышишь?
– Да, слышу. Андрей рассказал мне совсем другое. – В машине становилось все жарче, и я расстегнула шубу. – Настаивал, чтобы я о тебе забыла. А Григорий мне никогда не нравился. И папе. Он с нами почти не разговаривал, если мы к Кате приезжали, считал, что с нищими разговаривать нет смысла, невыгодно. Но все равно хорошо, что не ты его… Но зачем же он того парня, Игоря, чуть не убил?
Выключив гудящий вентилятор печки, Леша взялся за руль. Он нервничал, торопился с рассказом:
– Ты поехала к дяде на день рождения, квартира осталась пустой. Григорий решил достать денег из типографии, а попал на мелкого воришку, как он тогда считал. А Игоря специально на разведку послали. Помнишь квадратного мужика, что организовал твое похищение? Жорик его зовут. Так он у Кати валюту покупал и решил прощупать твою квартиру, деньги искал. – Леша обнял меня, поцеловал и отодвинул. – Все, Настя, иди, мне пора ехать.
Я выбралась из машины, забрала с заднего сиденья задремавшую Стерву и стояла, кривая, опираясь на палку и судорожно застегивая шубу, пока Алексей выезжал со двора.
Настроение было странным. Не то меня обманули, не то я что-то не поняла.
Глава 23
Типография их мечты
До дома я шла, задумавшись и забыв отпустить Стерву. Стерва не противилась, как истинная женщина, она обожала, когда ее носят на руках.
Мне предстоит достать деньги. Неправильные, незаконные. Очень хотелось позвонить маме или папе, посоветоваться, попросить помощи. Но нельзя. Я должна сделать это сама и только сама.
Костя и Мила уже не спали. Лейтенант допивал чай, смотрел на Милу хмуро. Мила делала вид жены на десятом году совместной жизни, и на выражение лица Кости не реагировала. Проводив его за порог, она уселась напротив меня:
– Классный мужик. Спасибо тебе.
– Да бери, не жалко. А чего он такой смурной на работу пошел?
– Ерунда. Стали договариваться о завтрашней встрече, так я его просила в типографию ко мне в форме не приходить, в его возрасте быть только старлеем неприлично. Пусть до повышения походит в гражданке.
Я с удовольствием отметила настроение Милы. Спокойная уверенность в понравившемся мужчине, а не страстное желание не вылезать из койки. Это нечасто с нею происходило.
Она чмокнула меня в щеку, погладила собаку и упорхнула на работу.
Я осталась одна. При всей радости от встречи с Алексеем огромный, метровый, я бы даже сказала километровый червяк сомнения грыз мне душу изо всех беззубых сил.
Алексей не успел, а скорее всего, не захотел объяснить, как же он смог по приказу не только познакомиться, но и улечься со мной в кровать. Интересно, это особенности его физиологии, свойство характера или я ему нравлюсь? Он сегодня сказал «соскучился» – и я поверила.
Пора было начинать «создавать суету», чтобы ни внутренняя, ни внешняя слежка не отметила момента, когда я достану деньги из подвала.
Под музыкальный аккомпанемент я начала складывать вещи в чемоданы.
Вызвонив маму, я настойчиво попросила ее навестить меня.
Мама примчалась после работы с валерьянкой, корвалолом и таблетками феназепама.
Приняв на грудь шестьдесят успокоительных капель, я рассказала маме о моем «пограничном» состоянии. О том, что скучаю по Алексею, не могу заставить себя поехать на работу, не желаю мыться, стричься и даже кушать. А главное – я не хочу жить в Катиной квартире, а собираюсь переехать на дачу.
Вру я пока плохо, поэтому мама слушала и не знала – верить или смеяться, но когда позвонил Андрей, она со слезой в голосе нажаловалась на мое истерическое состояние.
Андрей сочувственно вздыхал в телефонную трубку и вызвался приехать немедленно, посидеть «с бедной девочкой», но я отрицательно замотала головой, и мама, всхлипнув, описала, как я в данный момент сплю, свернувшись калачиком после снотворного, и нервно вздрагиваю от любого шума.
На следующее утро мама ушла отсиживать свои часы в строительно-монтажное управление, а я опять врубила музыку в двух квартирах, собирала вещи и беспрерывно звонила знакомым. Мила сочувственно выслушала исповедь о моем депрессняке. Еще я жаловалась папе на головную боль и, набравшись смелости, закатила истерику Татьяне Степановне.
