Алхимик в Пустыне

Кот'

Дорогая Фиона!

Мы ещё живы. В это особенно трудно поверить после всех бед и разочарований, которые выпали на нашу алхимическую долю.

Царь Тиглатпалассар оказался банкротом, жуликом и пройдохой. По версии моей сапиенсологини он был человеком совершенно преступного склада характера, а по версии Фри-Фри он собирался построить некую маго-механическую плотину, управляющую течением здешней эльджаладской речки. Потом, как свойственно человекам, не вовремя умер, его великолепный план остался недореализованным и совершенно забылся потомками. Даже статую царя, держащую в руках Золотой Город, прообраз его, Тиглатпалассара, мечты, не сумели сделать, как надо.

Фри-Фри лечит сломанные ребра и вывихнутую лицевую челюсть. Или ключицу? Короче, его крепко приложило, пока нас крутила по сокровищнице вырвавшаяся на волю водичка. Пф! Слабаки вы, люди… Не бейспокойся, его скоро вылечат — здесь, в доме мэтра Вига, сейчас и мэтр Фледегран, и мэтр Аэлифарра, и прочие эльфийские выскочки…

Серьезная гномка вывела последнюю руну и полюбовалась на написанные строчки. Послышались тяжелые шаги и на лавку, на которой сидела Напа, вскарабкался Ньюфун.

— Кому пишешь?

— Фионе, маме Фриолара. Рассказываю, как нас протянуло по всем здешним горам водопадом. Я чуть шлем не потеряла, когда меня из пещеры вытолкнуло, да как понесёт, понесёт!.. Представляешь, я её, в смысле, капельку воды, всего лишь легонько мечом рубанула, а оказывается, сняла чары, которые действовали двадцать столетий! Во как!

— А я, чтоб ты знала, демона победил! — гордо выпятив грудь, ответил Ньюфун. Потом почесал старый шрам на кончике носа и чуть менее уверенно добавил: — Вообще-то, принц выпустил ему кишки, а какой-то маг почти до костей сжег голову, так что когда я доставил внутрь его пасти огненный припас и тот рванул, дело было почти решенное. Но всё равно, я активно поучаствовал в его кончине. Правда, и лошадь постаралась… Как вспомню это жуткое 'хрясь!' за спиной — глядь, я уже внутри, там всё в слюнях, кровище; зубы величиной с пони, вонь, гарь — беее… гадость. — Ньюфун поморщился и демонстративно скривился.

— Повезло тебе, Ньюф, — завистливо вздохнула Напа. — Ты у нас теперь герой!

— Да, я такой! — скромно заявил Ньюфун. Потом спохватился: — Только не вздумай маменьке пересказывать подробности моего подвига! Она ж меня убьет!

— Тогда и ты не говори, что мои поиски сокровищ древнего царя закончились провалом. И вообще — мало ли, кто мог устроить водоосвобождение? Фри-Фри там рядом стоял, вполне вероятно, именно он учудил какой-нибудь алхимический взрыв, из-за которого река вернулась… А я тут совершенно ни при чем!

— Договорились.

Брат и сестра пожали руки, скрепляя соглашение, и Напа вернулась к письму.

Далия наглоталась воды в жутком количестве. И замерзла. Теперь у нее кашель, который обостряется, когда в дом Вига забегает с очередным докладом инспектор Клеорн. Мэтресса начинает жутко кашлять, жаловаться на ломоту в коленках и жжение в груди, а Клеорн прыгает вокруг нее, приносит с рынка фрукты и дыни, рассказывает случаи из своей сыщицкой жизни — даже, кажется, в стихах. Фри-Фри реагирует на такие визиты едким смешком, Лотринаэн высоко поднимает брови и говорит что-то о том, что у каждого преступления должно быть соответствующее наказание и о косах, которые сталкиваются с камнем. Совершенно не понимаю, при чем тут сельское хозяйство! Хорошая коса, которую можем сделать мы, гномы, рубит любой камень! Ну, почти любой — если вдруг она столкнется с головой какого-нибудь принца Роскара, я поставлю все-таки на принца.

Он такой лапочка! Я сняла с него мерки, когда он вчера он заглядывал сюда, передавал мэтру Пугтаклю и мэтру Вигу благодарности от короля Гудерана. Как только вернусь домой, найду глину и слеплю его статую. Попрошу Нэмба и Нумура — они отольют из бронзы.

Теперь о самом тяжелом и печальном.

Мой Черно-Белый Кот, мой милый питомец, которого я собиралась перековывать в сторожевого леопарда, обзаведясь соответствующим опытом в гиджапентийских гробницах, оказывается, сбежал на поиски меня и мэтрессы Далии. Если, конечно, Ньюфун не врет. Он — в смысле, Ньюф, — утверждает, что едва мы уехали, котик начал сохнуть с тоски, рваться на волю, и в один прекрасный день сбежал.

Где он теперь? Встретимся ли мы снова?

Напа грустно вздохнула. Ее блуждающий печальный взор случайно зацепился за того пелаверинца, который, оказывается, путешествовал с ее братом. Огги что-то обсуждал с господином Вапути, размахивая руками, время от времени надувая щеки, фырча и совершенно по-кошачьи округляя глаза. Странные всё- таки создания, эти люди, — подумала гномка и вернулась к письму.

А Рутфер, закончив разговор, вышел из-под полосатого тента под лучи палящего солнца и остановился, млея от жары.

Его звало на подвиги.

Нет, правда! Никаких шуток! Его действительно звало на подвиги!

Дожив до тридцати четырех лет и сделав неплохую, по меркам Бёфери, карьеру у фрателлы Раддо, Огги никогда не испытывал такого душевного подъема и деятельной мании. Ему хотелось сделать что-нибудь значительное, великое, или просто полезное!

Что восславить Великого Кота, да прогремит в веках его фырчание!

Когда с некоторым опозданием на битву у Львиного Источника явились маги и священники Иберры, Брабанса и Кавладора и занялись исцелением раненых, какой-то четверть-эльф немного смущенно предложил Рутферу излечить его от последствий какой-то там интоксикации. Дескать, его укусила какая-то тварь, да потом он отравился недодержанным самогоном, да и вообще вел жизнь не слишком праведную — вот внутренние аффективно-побудительные ресурсы и не выдержали, и теперь, якобы, заставляют беднягу Огги совершать глупые поступки.

Ученые словечки вызвали у пелаверинца искренний смех. Ты что, с дуба рухнул? Никогда в жизни Огги не чувствовал себя таким нужным и общественно-полезным! Он действительно понял, в чем смысл жизни! Теперь и навсегда он посвятит свою жизнь новому божеству!

Для начала Огги навестил бывшего босса.

Фрателла Раддо страдал. В его шатре было темно, душно, разом постаревший, похудевший Бонифиус лежал на смятой постели, весь какой-то отекший, опухший и желтовато-зеленоватый. Увидев своего помощника, он обрадовался (достаточно вяло), рассердился, что тот где-то ходит, когда его помощь так нужна (совершенно не убедительно) и тут же нагрузил списком дел. Для начала — отыскать Хрумпа и Фломмера, куда эти два идиота подевались, потом — выяснить, чем все-таки закончились состязания за право стать Покровителем Года, навестить судью Раджа, вернее, старшую из его маменек — она хотела продать кой-какие драгоценности по сходной цене…

Фломмер отыскался сам. Он шел по опустевшему лагерю участников, сейчас представлявшему нечто среднее между походным лазаретом и армейским обозом, весь из себя гордый и счастливый. За ним шла совершенно жуткая деваха — Огги показалось, что он ее где-то видел. Но где могут встречаться подобные богатырки с лицом одновременно угрожающим и довольным, в потрепанном розовом сарафане, жутких зеленых бусах? Когда Рутфер окликнул приятеля, Фломмер поприветствовал его героическим тычком в плечо и со смущенным смешком представил девицу как свою жену. Дескать, вот. Отыскалась, счастье мое… «Счастье» посмотрело на Рутфера взглядом оценивающим и жадным, отчего вновь обретенное кошачье верование Огги немедленно потребовало издать тягучий весенний вопль, задрать хвост, выпустить когти и вступить в бой с Фломмером за право обладания подобной «красотой». Увы, исход подобной драки был заранее предрешен. 'Погоди, моя мяуууррлыка,' — пообещал себе Огги, провожая молодоженов к шатру Бонифиуса, мило улыбаясь Фломмеру и как бы не взначай подмигивая Любомарте, — 'Мы еще поуммяукаем, сидя на крыффше…'

После чего поплевал на ладошку, вымыл несуществующие усы и отправился дальше.