— Постараюсь оправдать ваше доверие, товарищ полковник! — вскочил я с места, прикладывая руку к козырьку.
— Но учтите, — продолжал полковник, наставительно подняв палец, — ничего не предпринимайте, не согласовав со мной или с Салкмджаном-ака.
— Слушаюсь, товарищ полковник!
Рассветало. Я разжег самовар, принес на стол гостинцы, привезенные от бабушки. Завтрак прошел на высшем уровне.
Дела наши с Салимджаном-ака, скажу вам, кажется, здорово пошли в гору. Мы тут же, не сходя с места, придумали даже название предстоящей операции: «По следам Желтого Дива». Неплохо звучит, а, как по-вашему?
— Товарищ сержант! — сказал мой руководитель, когда насчет кодового названия было все обговорено : — Теперь немедля пойдешь по следам того толстого взяточника.
— Как? Я думал, что в первую очередь буду заниматься…
— «Разнесчастным директором?» К нему мы приставим наблюдателей: как на работе, так и дома. На этот счет ты не беспокойся.
— Что ж, тогда все о'кей, товарищ полковник!
— Начитался зарубежных детективов?.. Ну, ладно, счастливой охоты, сын мой сержант! Успехов тебе.
Перепелки денег не клюют…
Я повесил на плечо фотоаппарат, засунул в карман магнитофон, — вы такого маленького и не видывали, специально сработан для нас, милиционеров, и прямиком направился на склад районного кооперативного общества. Ох и добра я увидел тут, просто выразить трудно! Склад длиной в двести метров, высотой в двадцать до самой макушки был полон-переполнен разнообразнейшими товарами. Чего только душа пожелает — все было здесь: шелковые ковры, ковры машинной и ручной выделки, ярчайшие шелка да атласы, которые люди называют «Коли дочь наденет, сноха от зависти лопнет»; холодильник, коих никак не признает моя дорогая бабушка, и- полированные кафы, столы, серванты, за которыми вон уже сколь-о безрезультатно охотится моя дорогая матушка; арфоровые чайники, косы…
Нет, нет, вы же знаете, я не мастак описывать, а коли и начну говорить про отличнейшие детские костюмчики, то наверняка забуду упомянуть о пальто-джерси, а скажу про них, не дождутся своей очереди надетые друг на друга, лежащие штабелями ондатровые шапки или тюки пуховых платков, небрежно разбросанные вокруг…
Ну, ладно, пойдем дальше. Вернее, начнем с начала. У самых дверей склада я обнаружил закуток, равный по размерам, ну, скажем, кабине грузовой машины. В нем сидел, печально подперев щеку рукой, знакомый нам с вами толстячок. На сей раз в шляпе и при галстуке, узел которого был с мой кулак. Лицо его было скучным, как лужа при солнечной погоде. Лоб его торчал почти на улице, словно готовый боднуть любого, кто только посмеет сунуться к нему. А руки будто живут сами по себе: порхают над счетами. А во дворе, перед складом, околачивается человек пятнадцать-двадцать завмагов, боязливо поглядывают на бодливый лоб толстяка-завскладом, подталкивают друг друга, как студенты, подзадоривающие товарища зайти к профессору первым…
Я включил магнитофон, вытащил из футляра фотоаппарат. Ах, да, забыл сказать — шапочку свою я еще на улице надел. В общем, приготовился работать. В этот момент один из завмагов решился проскользнуть в кабину толстяка.
— Ассалому алейкум!
Молчание.
— Как вы себя чувствуете, дражайший?
Толстяк поднял наконец голову. Куда девалась его робость там, в подземелье. Увидев его перекошенное лицо, горящие яростью глаза, право слово, я и сам испугался, хотя был невидимкой; а каково было бедному завмагу, можете представить сами!
— Я… я… — промямлил он испуганно.
— Ну что, я-я?! Чего надо? — крикнул толстяк, дернувшись вперед, точно собирался укусить вошедшего.
— Я… за товаром… приехал.
— Товару нету.
— Я и в прошлый раз ничего не получил.
— Бог даст, и впредь ни шиша не получишь.
— Прошу вас, хозяин, дайте хоть немного товару, чтобы план выполнить, не то горим синим пламенем!
— А что тебе, собственно, нужно?
— Я слышал, вчера привезли атлас и ковры…
— Привезти-то привезли, да дорого дали, пока достали…
— Да уж мы не дадим вам одному везти этот воз, дорогой начальник, сами понимаем…
— Хватит вертеться вокруг да около. Сколько даешь… чтобы повезти этот воз дальше?
— Сто рублей, хозяин.
— Гони сто пятьдесят, и десять ковров твои.
— Сто десять, хозяин…
— Ну ладно, давай сто сорок и покончим на этом. Ты ведь мне почти что брат!
— Дам сто двадцать, хозяин, ведь вы мне ближе, чем родной отец!
И эти два «брата» начали свирепо торговаться за каждый рубль, как на толкучке — только что не лупят друг друга. Наконец сошлись на ста двадцати пяти рублях взятки. Завмаг выудил из глубин кармана денежки, а завскладом протянул за ними лапу. Щелк! Мулла[11] Хашимджан, само собой, зафиксировал милую сценку на память. Будем надеяться, скоро раздам карточки, и родные, поглядывая на них, будут носить передачки… А магнитофон был включен давно.
Кланяясь, спотыкаясь и рассыпая приветствия, в дверях появился еще один завмаг. По мере его приближения с лица толстяка сходило нечто, похожее на улыбку, появившееся при получении ста двадцати пяти рублей. И когда очередной завмаг вошел в кабину, перед ним снова были злые, колючие глазки и жестоко поджатые губы.
— Здравствуйте… Бог вам в помощь…
— Чего-чего? Помочь? Ишь чего захотел, бездельник! Может, тебе свою зарплату отдать, оставить детишек голодными, неодетыми, необутыми…
— Простите… Но я сказал… бог в помощь…
— Как же! Поможет он тебе! Чего надо, говори!
— Да вот… за товаром приехал, ака…
— Что ж, ладно. Дам я тебе сахару.
— Так ведь своего сахара некуда девать: который уже месяц только сахар и выдаете мне.
— Ну, бери тогда мешков сто соли.
— Зачем мне соль? Себя солить буду, что ли?!
— А у меня больше ничего нет.
— Я слышал, вчера привезли апельсины, индийский чай. Вот давайте эти товары, то-то обрадуются покупатели.
— А меня? Меня-то кто обрадует?
— Вас пусть ваша женушка обрадует.
— Ты еще грубишь! Ничем не могу помочь тебе, склад пуст.
— Апельсины и чай привезли вчера. Знаю точно.
— Но чтобы привезти их, мы здорово поистратились…
— Ерунда!
