Некоторое время они сидели, привалясь спиной к стене, буравя врага глазами.
— Где сундук?
— Отдай перочинный ножичек!
— Куда спрятал пистолеты?
— Деньги забрал, хоть мелочь оставил бы на проезд!
После этого драка возобновилась с новой силой. В склепе раздавались лишь глухие звуки ударов и возгласы: «Вот тебе пистолеты, ё Ходжа Ахрару Вали!», «Вот тебе перочинный ножичек, ё Джамшид!»
В это время мимо склепа проходил некий богобоязненный старец Абдураззак-ата, который решил перед утренней молитвой посетить могилу снохи, скончавшейся при родах, и услышал шум, глухие вскрики, тяжелое сопение. Поначалу он испугался, подумав, неужели, мол, наш святейший шейх Адыл воскрес; но любопытство взяло верх, заглянул в щель двери и увидел, как два… покойника в саванах дубасят друг друга.
Старик перетрусил теперь не на шутку, прямиком бросился бежать к мечети Ходжа Ахрару Вали, где уже собралось человек тридцать молельщиков. Старики коротко посовещались и вскорости окружили склеп тесным кольцом. Но никто не осмеливался подойти к дверям. Тогда имам мечети показал небывалую храбрость: открыл дверь и отпрянул, выкрикнув:
— Будь ты самим шайтаном — изыди!
Ответа не последовало.
— Будь ты привидением иль ангелом — изыди!
Опять безрезультатно. Тогда имам догадался, что дело нечисто, что силы небесные здесь ни при чем и пора прибегнуть к силам земным.
— Закир-кары[21], бегите, позвоните в милицию!
Не успел он произнести эти магические слова, как из склепа выскочил вначале длинный мертвец с палкой в руке, за ним — мертвец-коротышка. Они стремглав припустились к задним воротам кладбища. Молельщикам ничего другого не осталось, как броситься в погоню, подхватив под мышки галоши, то и дело слетающие с ног…
Дальше — больше: к преследователям стали присоединяться все новые и новые помощники — подметающие улицу дворники, разносчики молока, рабочие, возвращающиеся из ночной смены, старухи, вставшие спозаранок замесить тесто. Толпа все увеличивалась, как снежный ком, долго преследовала преступников, пока не окружила вконец обессилевших «покойничков». Но подходить к ним никто не осмеливался.
— Неужто это привидение святого шейха Адыла? — предположил кто-то. — Тогда кто же второй?
— А может, воры, прятавшиеся в склепе?
— Да что ты, разве остались воры в нашем городе?!
— А может, их похоронили по ошибке? Ведь бывает так…
— А чего тогда они прячут лица? И почему убегали?
— Кажется, боятся.
— Тогда точно — воры!
— Возможно, это артисты, репетирующие роль воров?
— Вполне. Говорят же, что скоро экранизируют «Гёроглы Султана» [22].
— Чудеса!
— Когда настанет светопреставление, сосед, говорят, святейший отец Баховутдин восстанет из могилы!
— Эй, святейшие, покажите-ка свой светлейший лик!
В это самое время мы настигли толпу, запыхавшиеся, взмыленные, как кони, и устремились к преступникам, расталкивая людей.
— Хашим, чего смотришь, раскрой им лица, пусть увидят люди! — распорядился Атаджанов.
Я сдернул саваны с живых трупов. Толпа пораженно ахнула, на миг застыла, как загипнотизированная, потом всколыхнулась, точно море при шторме.
— Так ведь это вовсе не шейх Адыл, а Адыл-баттал!
— Главарь всех воров. Недалеко же убежал…
— От народа не убегут!
— Взяточник!
— Лжец!
— Клеветник!
— Бей их! — выкрикнул кто-то.
Ненависть к преступникам, видно, была, что бомба замедленного действия, и вот теперь она взорвалась. Словом, артобстрел был что надо, и следует признать, основной удар достался мне с Салимджаном-ака: ведь мы должны были защитить преступников от самосуда. Не знаю, чем бы кончилось дело, не подоспей дружинники.
Мы кое-как доставили Аббасова и Могильщика в отделение, уложили на диван. Вот Адыл-баттал открыл мутные глаза.
— Пить…
Салимджан-ака подал ему стакан воды. Аббасов принял его дрожащими руками, облизнулся, но в этот момент взгляд его стал более осознанным — отшвырнул стакан, метя в полковника.
— Нет! Я еще не мертв, я не умру! — закричал он, из последних сил порываясь встать. Зубы его стучали, глаза округлились, изо рта показалась пена, с лица градом лил пот. Он привстал, опершись на руку, и выкрикнул опять, задыхаясь:
— Что-то сердце… Нет, я не умру!
— Да, еще будете жить, — хладнокровно вставил Салимджан-ака. — Перед судом ведь отвечать за все надо.
— Преступление бессмертно!
— Успокойтесь.
— Милиции никогда не дождаться покоя!
— Выпейте водички.
— Салим! Я тебя задушу собственными руками! — крикнул Адыл-негодяп, бросаясь на полковника с протянутыми руками, но тут же сник, упал ничком на диван и сполз на пол. Адыл Аббасов был мертв. Уложив тело на диван, мы вызвали врача-экеперта…
Жены отказались забрать останки Адыла-хитреца, поэтому на четвертый день его похоронили на средства милиции. Самад-ака Кадыров предложил прибить на столбе у его могилы дощечку со следующей надписью:
«ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕН АДЫЛ АББАСОВ — ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ВОРОВСТВА, ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА, РВАЧЕСТВА, ЖАДНОСТИ, СТЯЖАТЕЛЬСТВА, ВЫСОКОМЕРИЯ, ЭГОИЗМА. ГОД РОЖДЕНИЯ НЕ ИЗВЕСТЕН. СКОНЧАЛСЯ 14 ИЮЛЯ НА РАССВЕТЕ».
В тот день город вздохнул глубоко и свободно, точно и в самом деле избавился от гнета сказочного чудовища — Дива. И казалось, птицы защебетали веселее, солнечные лучи стали теплее, цветы еще краше и душистее. Детишки приналегли на мороженое, а мужчины исподтишка («Как бы не засекли милиционеры или дружинники!») пропустили рюмочку-другую.
Преступность в лице Адыла-баттала была зарыта в сырую землю. Горожане, хоть и неофициально, устроили себе праздник. «Прощай, баттал!» — не печалясь, как вы понимаете, воскликнул ваш покорный слуга, то есть я, Хашимджан, и тоже присоединился к веселью.
Город мой цветущий
Таким образом, дорогие мои друзья, вот и заканчиваю я свой рассказ, где всего было понемножку: и
