такими, как вы!
Головокружение у меня теперь и вправду немного прошло. На душе стало радостно, весело. Я поцеловал Адыла-ака в лоб.
— Вашу бескорыстную помощь органы милиции оценят по достоинству, — заявил я. — Хотите, я вам спою?
— Погодите, дорогой, вы нам еще и спляшете, — сказал Адыл-ака и вроде бы уплыл куда-то.
Больше я ничего не помню.
Сон это или явь?
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу в кабинете Атаджанова на диване. Видно, меня обливали водой — весь был мокрый. В комнате кроме Салимджана-ака сидели лейтенант Артыков, самый пожилой сотрудник нашего отдела, который называл меня «пареньком», капитан Карабаев из следственного отдела. Лица у всех хмурые. Что это, сон или явь? Как я очутился здесь? Куда подевался бедняга директор кафе?
Я хотел встать, поздороваться с товарищами, но голова, тяжелая, как семипудовая гиря, потянула меня обратно. На мое невнятное приветствие никто не ответил. Значит, это сон, решил я и хотел опять растянуться на диване, но Салимджан-ака вдруг заговорил, да еще как!
— Очнулся наконец?
— Очнулся, но я никак не…
— Встать! Иди, умойся под краном, потом поговорим.
Я с трудом поднялся, умылся холодной водой. В голове немного прояснилось, чуть полегчало.
— А теперь давай выкладывай по порядку, как докатился до жизни такой, — приказал полковник.
— До какой жизни? — удивился я.
— Доложи о своих безобразиях в кафе.
— Безобразиях? Каких безобразиях? — Не тяни кота за хвост!
Салимджан-ака произнес это таким грозным тонем, что я невольно вытянулся в струнку. И начал говорить. Рассказал все с самого начала, не опуская ни одной подробности, ничего не прибавляя. Мои слушатели изредка недоумевающе переглядывались, пожимали плечами. Когда я замолчал, Атаджанов кивнул Артыкову. Тот неторопливо, как бы нехотя, начал говорить:
— Часов около пяти позвонили из кафе «Одно удовольствие» и попросили пригласить к телефону товарища Атаджанова. Поскольку вас не было, я сказал, что товарищ Атаджанов отсутствует. Тогда приезжайте сами, попросил меня звонивший, ваш сотрудник сержант Кузыев дебоширит здесь, замучил нас всех, не знаем, что и делать.
Я сразу выехал на место происшествия. Прибыв, обнаружил: товарищ Кузыев валяется на диване в беспамятстве. А директор кафе вручил мне вот этот акт.
— Прочитайте, — бросил Атаджанов. Лейтенант встал с места, развернул лист бумаги и
начал читать торжественно, величаво, точно оглашал окружающим мой смертный приговор.
Мы, нижеподписавшиеся, а именно: директор кафе «Одно удовольствие» Адыл Аббасов, повара Ураз Хайдаров, Карим Тургунов, буфетчик Закир Зарипов, составили этот акт в том смысле, что сержант милиции Хашимджан Кузыев пожаловал в каше кафе, потребовал, чтобы ему обставили отдельный стол и принесли поллитра водки. Осушив водку до дна, вытащил из кармана какую-от бумагу и начал кричать: «Судьба ваша — вот в этой жалобе! Дам ей ход — всех вас сомну! Но если вы дадите мне триста рублей, это дело замну». Посоветовавшись между собой, мы решили дать сумму, которую он требует, но тут же сообщить обо всем в соответствующие органы. Получив взятку, сержант Кузыев тотчас передал нам жалобу трудящихся (жалоба прилагается к сему акту), но опять начал буянить, говоря, что продешевил, что жалоба эта стоит не триста рублей, а пятьсот…
— Ложь! Неправда! Клевета! — вырвался у меня отчаянный крик. — Ничего подобного я не делал!
— Успокойся, — спокойно проговорил Салимджан-ака, словно и не слышал ужасных обвинений, возведенных на меня в этой грязной бумажке. — Товарищ Артыков, я надеюсь, что, обнаружив спящего Кузыева в кабинете директора кафе, вы проверили его карманы.
— Увы, нет. Я не подумал, что он взяточник…
— Тогда исправьте свою ошибку. Проверьте сейчас.
— Слушаюсь.
Артыков ощупал вначале меня, затем мою гимнастерку, висевшую на спинке стула, и вытащил из ее кармана пачку денег. Мои глаза чуть не вылезли из орбит.
— Сосчитайте! — приказал полковник.
Поплевав на пальцы, Артыков не спеша начал считать деньги. Глядя на его руки, я сам тоже, точно боясь, что он ошибется, стал считать эти грязные, замусоленные бумажки. Раз, два, три пять, десять, двадцать, тридцать…
— Ровно триста, — объявил лейтенант вроде бы удовлетворенно, что сумма совпала…
Мне опять захотелось крикнуть «Клевета!», но я не смог издать ни звука. Оказывается, так сжал зубы, что не было сил их разжать, а про кулаки и не говорю — ногти впились в ладони. Просто окаменел, как в сказке…
— Подайте ему воды! — крикнул полковник.
Подали. Выпил. Вроде полегчало.
— Может быть, это подстроено, — проговорил полковник, как бы раздумывая вслух. — А может быть, и правда. Во всем мы, конечно, разберемся. А пока что, я считаю, мы дадим возможность сержанту отдохнуть, прийти в себя. Возражений нет? Тогда, значит, решено.
Лейтенант Артыков проводил меня в общежитие. Это был человек, немало повидавший на своем веку, и он, конечно, понимал мое состояние, потому и пытался всячески успокоить. Говорил, что работа у нас нелегкая, врагов много. Они изо всех сил стараются очернить нас, лишить воли, заставить сложить оружие.
— Не расстраивайся, — подытожил он. — Все образуется.
Легко сказать: «Все образуется». А каково мне? Ведь вон как обвинили ни за что, ни про что! И во сне не видывал я таких штук, и на тебе — взяточник, дебошир, хулиган! Ох, этот «бедненький, разнесчастный» директоришка Аббасов Адыл, Адыл-баттал[2]. Как плакался, а?! Как ловко подвел меня к яме и как ловко столкнул в нее! Теперь ведь никто ни за что не поверит, что я честный человек!
Мне захотелось сию же минуту подкатить к кафе «Одно удовольствие», выволочь этого «разнесчастного» директора на улицу и всенародно отколотить.
Поразмыслив, однако, признал, что так не годится. Опять сам буду во всем виноват.
А что, если выследить его и тюкнуть по башке камнем где-нибудь в безлюдном месте?.. Ну вот, совсем, кажется, с ума начал сходить: милиционер подготавливает преступление!..
Ах, где ты, моя Волшебная шапочка, дорогая моя советница и помощница, как мне тебя не хватает! Будь ты со мной, не свалилось бы на мою голову столько бед!
…Десять дней я приходил в отделение, отбывал там семь рабочих часов, шел домой, — никаких заданий мне не давали. Казнь да и только! На одиннадцатый день собрались в кабинете Али Усмановича для рассмотрения моего дела. Насколько я понял, «разнесчастный» директор написал жалобу в Министерство, где обвинял ОБХСС в «покрывательстве хулигана и взяточника — сержанта милиции Хашимджана Кузыева».
Естественно, прибыла комиссия.
